Полярный круг

— Ты лучше вот что скажи начальству: почему так долго не вывозят металлолом? А? Все скоро превратится в ржавую труху. Собирали, собирали, а потом бросили на берегу. Некрасиво это, неграмотно!

Зина посматривала на Нанока и улыбалась чуть заметно, глазами и едва уловимыми движениями уголков рта. Наверное, она не получила письмо. А хорошо бы сказать ей вслух, все, что написано на бумаге. Но как это сделать? Да и ни за что ему все равно не решиться на это. Интересно, эта робость — только у него или у эскимосов вообще не принято распространяться насчет своих чувств?..

Ансима оглядела стол, брезгливо сморщила нос и сказала:

— Зимой приезжай, Нанок. Угощу тебя мороженой нерпичьей печенкой. Истолчем ее в ступе с жиром! Вот это еда!

— Мама держит эту ступу, — Тамара показала на каменную ступу, выдолбленную из крепкого камня.

— Мне тоже нужна ступа, — сказал Нанок.

— Что вы будете там толочь? — спросила Ансима.

— Мы хотим в нашем музее показать, как жили и как живут чукчи и эскимосы, — принялся объяснять Нанок.

— Чего в музей ходить — садись на вельбот, на самолет или вертолет, поезжай по селам и стойбищам — да смотри. Сегодня все можно увидеть — и прошлое, и сегодняшнее, а некоторые так в будущем живут.

— Музей нужен людям, — назидательно сказала Тамара. — Вот поедем с тобой в Москву, уж повожу тебя по музеям!

— В Москве, наверное, есть места поинтереснее.

— Нанок изучает историю нашего народа, собирает все, что есть важного, что создали эскимосы много лет назад. Это очень нужное дело, — объяснила Тамара.

— Истории, конечно, надо знать, — оживилась Ансима. — Ты помнишь Рытыр?

Нанок кивнул. Эта женщина долгое время жила в Провидении, а в прошлом году умерла. Родом она была из Уэлена, и оттуда последовала сюда за дочерью, вышедшей замуж за русского моряка.

— Рытыр мне рассказывала об оборотнях — тэрыкы, которые бывали в Уэлене в начале сороковых годов…

Рассказы об оборотнях, людях, превратившихся в полуживотных, были очень распространены на Северо-Востоке. Считалось, что ими становятся охотники, попавшие в беду и долго скитавшиеся во льдах. Они теряют человеческий облик и даже обрастают короткой жесткой шерстью, как у лахтака.

— Так вот, в сороковых годах уэленские жители начали замечать, что из мясных ям исчезает копальхен,[7] — продолжала Ансима. — Кто-то его брал! Кто-то снимал, с крыш яранг сушеное моржовое мясо — кыкватоль. Ехал охотник из Кэнискуна на нарте и вдруг видит — волосатый человек на дороге. Выстрелил в него охотник, ранил, схватил, связал лахтачьими ремнями и положил на нарту. Привез в Уэлен. Этот человек говорил на языке, похожем на эскимосский, но никто не понимал его. Волосатик просил знаками, чтобы его прикончили, потому что мучился от раны. Но его не стали убивать, вылечили и отпустили… Вот такие истории случались на Чукотке, и их никто не описывает.

Нанок слушал внимательно. А может быть, все же есть доля правды в этих рассказах? Ведь вполне могло случиться так, что где-то на мысе Барроу морского охотника унесло на льдине в океан. Долго его носило среди льдов и холодных волн. У него было оружие, и он мог добывать себе еду, может быть, даже соорудил какое-то укрытие, чтобы не замерзнуть. Прошло какое-то время. Течение прижало льдину к берегу, и человек вышел на твердую землю. Пошел искать людей. Сам он, проведя на льдине в одиночестве столько времени, конечно, изменился, покрылся грязью и копотью, оброс, одежда его порвалась. И вот встречает такого кто-нибудь из уэленских или науканских охотников и, конечно, не признает его за человека, потому что с детства слышал рассказы об оборотнях — тэрыкы. Да тот еще и не понимает языка, что вовсе подозрительно. То, что последний «волосатик» из рассказа Ансимы говорил на языке, похожем на эскимосский, а уэленцы, которые в большинстве своем хорошо знали эскимосский язык, не понимали его, — вполне объяснимо, потому что эскимосский язык имеет множество диалектов, которые иной раз так различаются, что люди, вроде бы говорящие на одном и том же языке, не понимают друг друга.

Интересно, чем объясняется возникновение диалектов? Изолированностью одних групп населения от других? Но чукчи были изолированы не менее, чем эскимосы, а язык у них удивительно единый, и человек, живущий далеко возле Корякии, отлично понимает собеседника, проживающего, на берегу Ледовитого океана, в устье реки Амгуэмы.

Нанок, слушая Ансиму, старался думать об этих важных вещах, но как-то не получалось, особенно когда он ловил на себе взгляд Зины Канталиной.

Когда Нанок уходил из гостеприимного дома Ансимы, Зина вдруг тоже поднялась и сказала просто:

— Пойду провожу вас…

— Правильно! — тут же одобрила Ансима. — Пока идешь до гостиницы — ноги поломаешь. Построили новое здание профтехучилища, а мусор до сих пор убрать не могут!

Стоящие на рейде корабли украсились разноцветными огнями. Откуда-то доносилась музыка. Вечер был тихий. За высокими сопками, украшенными нетающими снежными полосами, угасала вечерняя заря.

Некоторое время Нанок и Зина шли молча.