Полярный круг

Каждый вечер тревожилась женщина. И однажды муж не вернулся. Напрасно прождала его хозяйка нынлю. Лишь ненадолго она возвращалась в жилище, чтобы накормить троих маленьких сыновей. С приходом льдов надежды на возвращение мужа и кормильца угасли навсегда. Пришлось женщине самой идти на ледовую охоту и добывать зверя, чтобы накормить детей. Понемногу горе сгладилось заботами о пище, и только привычка женщины каждый вечер выходить к берегу и ждать осталась…»

Подошедшие вельботы не дали договорить сказку, но Нанок потом дослушал ее уже в другом пересказе, где говорилось, что, выросши, дети погибшего охотника поклялись никогда не охотиться в одиночку и построили большую байдару.

В те годы Нанок все видел вокруг как бы более отчетливо. Каждую складку на склонах сопок, каждый камень и сухой листок, принесенный ветром на поверхность ледника…

К позднему вечеру на листке бумаги темнела лишь первая строка. Нанок зажег свет.

Шум в порту поутих.

Нанок вернулся к столу.

Как пишутся письма? Как отобрать из множества рвущихся наружу слов самые значительные и нужные?

Поздно ночью Нанок заклеил конверт и надписал адрес: Анадырь, Государственный ансамбль «Эргырон», Канталиной З.

6

Через несколько дней после отъезда Нанока Зина по радиотелефону получила из ансамбля вызов. Собралась быстро и на вездеходе выехала в Провидение.

Брат подвел вездеход прямо к зданию Провиденского аэропорта. Зина, разузнав, что раньше завтрашнего дня рейса на Анадырь не будет, села на катер и поплыла на другой берег бухты навестить своих давних знакомых.

Катер шел мимо больших пароходов, выстроившихся в длину посередине бухты. Зина стояла на палубе и думала, что через день-два снова начнется беспокойная жизнь: нескончаемые переезды, репетиции, концерты, усталость, сладкая усталость, разочарования, радости, словом, каждодневная работа. Жизнь в тундре представлялась уже каким-то далеким прошлым, приятным сном. Олени, ручей под холмом, яранги и теплый меховой полог, тихие вечера, вдруг резко нарушаемые громким голосом радиоприемника… И этот странный парень Нанок. Ученый-историк… В школе Зина увлекалась историей, но совсем не той, какой занимался молодой эскимос. Ее больше интересовала придворная жизнь в европейских феодальных государствах. Может быть, оттого, что она много читала Шекспира.

Зина вспоминала неловкое молчание Нанока, его неуклюжесть, особенно когда он прощался… Писать обещал. Что-то говорил о портрете.

Зина вынула из сумочки пудреницу и глянула в крохотное зеркало. Ничего особенного.

Из порта пахнуло машинным запахом, мокрым каменным углем и теплым металлом.

Совсем другие запахи, чем в тундре.

И все-таки что-то теплое осталось в душе от общения с Наноком. Он совсем не похож на других. Спал в пологе, как мышь, не слышно было. В ту ночь Зина просыпалась несколько раз, и надо было совсем затаить собственное дыхание, чтобы услышать легкое посапывание парня, словно спал не взрослый мужчина, а младенец.

Это был последний рейс катера, и пассажиров набралось порядочно. Зина сошла на берег, поднялась на улицу Дежнева, вымощенную бетонными плитами, и направилась мимо кинотеатра и продовольственного магазина в знакомый дом, смотрящий окнами на бухту. Зина поднялась на второй этаж и позвонила. Здесь со своими детьми жила Ансима, единственная, пожалуй, из коренных жителей Провидения.

— Заходите, дверь открыта! — услышала Зина знакомый голос одной из дочерей Ансимы.

Ансима сидела на диване, что-то дошивала, а рядом с ней на стуле — Нанок!

Он повернул голову к двери и застыл в изумлении.

— А-а, Зина Канталина приехала! — обрадовалась Ансима. — А мы-то думали, ты на гастролях. В отпуске была, что ли?

Зина, не сводя удивленного взгляда с Максима Нанока, ответила:

— В тундре была у своих.

— Не дело это у вас, — осуждающе сказала Ансима. — Все настоящие люди отдыхают в Крыму или на Кавказе, а вы — в тундре. Вот и моя Тамара. Вместо курорта едет сюда.

Тамара усмехнулась:

— Дома — лучше всякого курорта.

Нанок смотрел на Зину и чувствовал, что ему становится жарко.

Зина тоже была в замешательстве и, чтобы окончательно не смущать парня, отправилась следом за Тамарой на кухню.

Ансима снова взялась за шитье и принялась дальше расспрашивать Нанока о жизни в Нунямо.

— Морж идет?

— Морж идет, — отвечал Нанок, думая о том, читала ли письмо Зина. За это время, пока он был в заливе Лаврентия, потом в Нунямо, можно слетать не один раз в Анадырь. Но по всему видать, Зина только что из тундры. Он что-то невпопад ответил Ансиме, и та удивленно поглядела на парня поверх очков.

— Ты, наверное, голодный?

— Да нет, сыт я, — уверил Нанок.

— Слышала я, ты собирателем старья стал? — спросила Ансима Нанока, когда все перебрались в просторную кухню ужинать.

Зина улыбнулась, не глядя на Нанока.

— Почти так.

— Нанок — научный сотрудник музея, и собирает он не старье, а памятники культуры, — назидательно произнесла Тамара.

— Старые памятники? — переспросила Ансима.

— Не только старые, — ответил Нанок. — Я бы с удовольствием приобрел для музея и ваши работы.