Полярный круг

С некоторых пор Оле стал бояться смотреть на себя в зеркало. Бывало, неделями он жил в ладу с самим собой, но стоило ему пристальнее вглядеться в собственное отражение, вглядеться в свои глаза, как он вдруг проникался странным, непонятным чувством отчуждения от самого себя. В глубине души Оле понимал, что, будь или существуй это отражение помимо него, в зазеркалье, он презирал бы этого человека и свое отношение к нему не стал бы скрывать.

Вот и сейчас он увидел свое искаженное потоком отражение в воде, отпрянул и побежал туда, где уже тлел костерок, на котором Михаил Павлович собирался жарить «шашлык» из докторской колбасы.

Не говоря ничего, Оле схватил бутылку, налил в стакан водки и выпил ее залпом.

Часть вторая

1

Воспитательница разрешила повесить карту над кроватью и даже дала для этого четыре кнопки.

Первая линия, которую провела Надя, уперлась в Магадан. Просыпаясь по утрам, Надя старалась не смотреть на карту, чтобы не вспугнуть надежду на новое письмо и на возможность провести линию дальше на запад, к Москве, а потом к Ленинграду.

Напротив кровати сияло высокое окно, обращенное к морю. В раму попадал край мыса, давшего селению название — Еппын.

Солнце будило Надю. Оно сначала робко, одним лучом, проникало в комнату и шарило по стене. Потом этот луч перепрыгивал на кровать, на пушистое желтое одеяло с большими поблекшими цветами и уже оттуда переносился на Надино лицо, норовя обязательно зацепиться за ресницы. Просыпаясь, Надя отряхивалась от яркого света, как щенок, ненароком упавший в воду. Но свет был такой ослепительный и веселый, что отделаться от него не было никакой возможности.

Каждое утро для Нади было праздником, открытием мира, ожиданием и предчувствием нового. Даже если было пасмурно, дождливо, даже если шел летний, дерзкий и противный в своей неуместности снег.

Тогда Надю будило ее внутреннее солнце, не уступающее по яркости тому, что бродило по небу.

Его яркий луч освещал спящую изнутри, вспыхивал в закрытых глазах и рвался на волю.

Иногда Надя играла со своим внутренним солнцем, притворялась, что не слышит его требований, крепче закрывала глаза, хотя уже давно вся изнутри была пронизана утренним светом, и все ее юное тело, свежий пытливый разум жаждали пробуждения, были полны желания немедленно вступить в новый день.

По правде сказать, Наде некогда было задумываться над тем или иным явлением: она с распростертыми руками бежала навстречу каждому дню, и некогда ей было останавливаться, чтобы осмыслить происходящее. Это будет потом, через много-много лет, и, быть может, даже совсем в другом месте, не здесь, не в милом сердцу, широко открытом миру и морю Еппыне.

Сельский пионерский лагерь только по названию был лагерем. На самом деле это был попросту интернат для детей, которые по каким-то причинам не могли уехать к своим родителям. С ними была здесь одна воспитательница — Мария Степановна Нотанто, таскавшая за собой двух своих малых детишек, — их отец, оленевод Нотанто, в это время находился в тундре на летовке, Мария Степановна была толстая, низкорослая женщина. Родом она была из дальневосточного поселка Чегдомын и в девичестве носила фамилию Носенко. В школе она вела английский язык и среди оставшихся в интернате детей организовала кружок английского языка.

В большой комнате для девочек из восьми стоявших здесь кроватей было занято только четыре.

Надя стояла у окна и смотрела на вершину Еппына. Над сопкой туман рассеялся. Небо над морем было чистым. Значит, сегодня мог прилететь вертолет.

Неожиданно скрипнула дверь.

— Надя!

У нее было хорошее настроение. Она весело сказала:

— Гуд монинг!

— Гуд монинг, Надя, — тускло отозвалась Мария Степановна. — Наденька, вам придется сегодня самим заняться. У меня ребятишки разболелись… Видно, мантака объелись.

Вчера еппынские охотники добыли кита, первого из числа разрешенных для местного населения. Огромная туша морского великана, вытянутая тремя тракторами на берег, высилась у разделочной площадки. Люди кругом лакомились мантаком — китовой кожей со слоем сала. Приезжие с опаской клали в рот по маленькому кусочку. Те, кто жил в Еппыне уже не первый год, запасались китовым мясом для котлет.

Надя вчера допоздна вертелась на берегу, не ходила даже ужинать, да и не нужна ей была каша после вкусного и жирного мантака!

Она смотрела, как разделывали громадную тушу, подцепляли трактором куски жира и мантака и оттаскивали к жиротопному цеху, возле которого возились похожие от жира и копоти на негритянок, одетые в лоснящиеся, засаленные одежды женщины. Здесь и галька была жирная, темная и липкая. Грязные собаки лениво переругивались между собой из-за лакомых кусочков и сердито лаяли на обнаглевших чаек.

В эти летние дни главная жизнь Еппына сосредоточилась на берегу.

Ранним утром охотники выходили на вельботах в море на охоту.