Полярный конвой. Пушки острова Наварон

Но и этого оружия было достаточно, даже более чем достаточно, ибо оно находилось в руках людей нечеловечески бесстрастных, исполненных ледяного, как полярный ветер, спокойствия и проникнутых решимостью, от которой становилось страшно. В течение каких-то трех секунд были сбиты три «юнкерса». Два из них упали в море, не причинив кораблю вреда, а третий со страшным треском врезался в и без того разрушенный адмиральский салон.

Надежды на то, что топливные баки самолета не взорвутся, а бомба не сдетонирует при ударе, почти не было.

Но ни того, ни другого не произошло.

Казалось излишним восторгаться храбростью ветерана

– в минуты испытаний мужество становится обычным явлением, – когда бородатый Дойл, оставив свой скорострельный автомат, забрался на полубак и упал на бомбу, тяжело перекатывавшуюся по шпигату, наполненную чистым авиационным бензином.

Достаточно было крохотной искры, высеченной башмаком Дойла или одним из стальных обломков «юнкерса», царапавших, по надстройке, и произошло бы непоправимое… Контактный взрыватель бомбы был цел, и бомба, словно живая, скользила и каталась по обледенелой палубе.

Вырываясь из рук Дойла, крепко державшего ее, бомба так и норовила ткнуться носом в переборку или в пиллерс.

Если же Дойл и подумал о том, что может произойти, то ему это было безразлично. Спокойно, почти небрежно, ударом ноги он сбил уцелевшую стойку леерного ограждения и спихнул бомбу вниз стабилизатором, резко оттолкнув в сторону ее нос, чтобы детонатор не стукнулся о борт. Бомба упала в море, не взорвавшись.

Она упала в воду в ту самую минуту, когда первая бомба, проткнув, словно лист картона, дюймовую палубную броню «Стерлинга», взорвалась в машинном отделении. Вслед за нею в самое сердце гибнущего крейсера вонзились три, четыре, пять, шесть бомб, после чего освободившиеся от груза «юнкерсы», круто взмыв, отвалили в обе стороны от корабля. Люди, находившиеся на мостике «Улисса», взрыва этих бомб не услышали. Вместо него была жуткая, окаянная тишина. Бомбы попросту исчезли в дыму и реве адского пламени.

«Стерлинг» был сражен не одним ударом, а целой серией все более мощных ударов. Он многое вынес, но терпеть далее у него не осталось сил. Так под градом ударов, наносимых неумелым, но свирепым противником, шатается и, не выдержав их лавины, падает на ринг боксер.

С окаменевшим лицом, мучаясь сознанием собственного бессилия, Тэрнер безмолвно смотрел, как гибнет

«Стерлинг». Странное дело, думал устало старпом, он таков, как и все. Должно быть, крейсера, – пришла ему в голову отвлеченная мысль, – самые стойкие в мире корабли.

Он видел гибель многих, и ни один из них не погиб просто, легко, эффектно. Ни внезапный нокаут, ни «удар из милосердия» не могли оборвать их жизнь – всякий раз их приходилось бить, бить до смерти… Так случилось и со

«Стерлингом». Тэрнер, так крепко вцепился в разбитое ветрозащитное стекло, что у него заболели предплечья.

Для него, как и для любого хорошего моряка, любимый корабль становился любимым другом, а старый храбрый

«Стерлинг» вот уже пятнадцать месяцев был верным спутником «Улисса» и вместе с ним нес тяжкое бремя, участвуя в самых трудных конвоях. «Стерлинг» был последним из старой гвардии, ибо один лишь «Улисс»

дольше него ходил в опасные походы. Тяжко видеть, как погибает друг; уставившись в обледенелый палубный настил и втянув голову в сгорбленные плечи, старпом отвернулся.

Тэрнер мог закрыть глаза, но не мог заткнуть уши. Он содрогнулся всем телом, услышав чудовищный клекот кипящей воды и шипенье пара. Это раскаленные добела надстройки «Стерлинга» стали погружаться в студеные воды Ледовитого океана. Пятнадцать, двадцать секунд продолжался этот страшный предсмертный вздох и внезапно оборвался, словно отсеченный ножом гильотины.

Заставив себя поднять голову, Тэрнер увидел впереди лишь пустынное, мерно вздымающееся море да крупные жирные пузыри, поднимающиеся на поверхность.

Когда к ним прикасались капельки дождя, выпадавшие из огромного облака пара, уже превращавшегося во влагу на этом лютом холоде, они лопались.

«Стерлинг» погиб, но потрепанные остатки конвоя, раскачиваясь с борта на борт и с носа на корму, упорно продвигались на север. Осталось всего семь судов – четыре «купца», в том числе флагманское судно коммодора, танкер, «Сиррус» и «Улисс». Ни одно из судов не было целым, все получили повреждения, тяжелые повреждения, но больше остальных досталось «Улиссу».

Уцелело всего лишь семь судов. А ведь вначале в конвое насчитывалось тридцать шесть единиц.

В 08.00 Тэрнер послал светограмму «Сиррусу»: «Радиостанция выведена из строя. Сообщите командующему курс, скорость, место. Подтвердите рандеву в 09.30. Зашифруйте».

Ответ пришел ровно час спустя. «Задержка из-за сильного волнения. Рандеву ориентировочно в 10.30. Выслать авиационное прикрытие невозможно. Продолжайте идти к месту назначения. Командующий».

– «Продолжайте идти!» – яростно воскликнул Тэрнер. –