Правда, тут мне вспомнилось, что птенцы многих видов часто сначала учатся летать (и мы видим это как своего рода игру) и лишь потом всерьез взлетают. Возможно, это для птиц эквивалент испытаний в аэродинамической трубе: пробы и ошибки, не приводящие к фатальным последствиям, не просто укрепление летательных мышц, но и, вероятно, тренировка координации и навыков у юной птицы. Молодняк многих видов и в самом деле прямо-таки упражняется – без устали прыгает на месте, хлопая крыльями, и таким образом, несомненно, накачивает летательные мышцы, а вероятно, при этом еще и оттачивает навыки полета. Перед нами еще одно различие между эволюционным и инженерным дизайном. Когда инженеры придумывают новый дизайн, им можно начинать заново, с чистой чертежной доски. Сэр Фрэнк Уиттл, один из тех нескольких человек, кому приписывают изобретение реактивного двигателя, не должен был брать уже существующий винтовой двигатель и модифицировать винтик за винтиком, заклепка за заклепкой. Только представьте себе, каким нелепым был бы первый реактивный двигатель, если бы Уиттл и в самом деле вынужден был двигаться вот так, поэтапно, и строить свое изобретение на основе винтового двигателя. Но все было не так – он начал с нуля, с чистого листа ватмана на чертежной доске.
Эволюция устроена иначе. Эволюция обречена шаг за шагом модифицировать уже имеющиеся конструкции. И каждый шаг на этом пути должен просуществовать достаточно долго, чтобы успеть размножиться.
ПОВТОРЕНИЕ – МАТЬ УЧЕНИЯ
С другой стороны, из этого не следует, что эволюция всегда вынуждена работать с органом-предшественником, который
по воле случая служит той же цели. Рассуждая в рамках нашей аналогии, можно сказать, что эволюционный эквивалент Фрэнка Уиттла, возможно, и не был бы обречен перестраивать винтовой двигатель шаг за шагом. Вероятно, он мог бы модифицировать какую-то другую часть уже существующего самолета, скажем, выпуклость крыла. Но эволюция никогда не может вернуться к нулевой отметке с совершенно чистой чертежной доской, в отличие от инженера-человека. Она должна начать с какой-то части тела уже существующего и дышащего животного. И все последующие промежуточные стадии должны быть живыми, дышащими животными, которые прожили достаточно долго, чтобы успеть хотя бы размножиться. Вскоре мы видим, что крылья насекомых, вероятно, изначально были не рудиментарными крылышками, а солнечными батареями, которые затем видоизменились.
По поводу того, как происходят инновации в научно-техническом прогрессе человечества, существует две гипотезы, за которыми стоят две философские школы. И это напоминает мне две философские школы в современной теории эволюции. В области прогресса человечества есть теория гения-одиночки, а есть теория постепенной эволюции, которой придерживается мой друг Мэтт Ридли в своей книге
Неясно, видел ли Охайн патент Уиттла. Так или иначе, существовал еще патент 1921 года, который получил французский инженер Максим Гийом (о чем Уиттл не знал). Но главное, что я здесь хочу подчеркнуть: ни Уиттл, ни Охайн, ни даже Гийом не придумали реактивный двигатель первыми. Теория гения-одиночки ошибочна. У изобретений, более или менее напоминающих реактивный двигатель, долгая история. Ракеты в качестве оружия использовались в Китае еще в X веке. В Османской империи при помощи ракеты даже запустили человека в воздух (ненадолго). Пишут, что Ладжари Хасан-челеби обнял “семикрылую” ракету, начиненную порохом, и ее запустили из дворца Топкапы над Босфором. В какой-то момент во время полета Ладжари спрыгнул с ракеты на подобии парашюта, упал в море и доплыл до берега, где султан наградил его за отважный подвиг золотом.