Полеты в одиночку

— Если вы очень сильно захотите, — сказал он, — и если что-то вам очень-очень нужно, вы обязательно это получите. — Он встал и похлопал меня по спине. — Вам еще многое надо узнать, — сказал он. — Но вы — хороший мальчик. Вы сражаетесь за свободу. Как и я.

Он проводил меня из хижины и потом по рощице фиговых деревьев, усыпанной маленькими незрелыми плодами. Дети по-прежнему крутились вокруг моего «Харрикейна», глядя на него восхищёнными глазами. В Каире я купил новый фотоаппарат «Цейсе» взамен пропавшего в Греции, и я остановился и наскоро сфотографировал некоторых детей возле самолета. Бородач осторожно протискивался сквозь толпу ребятни и, проходя мимо, ласково гладил их по головам и улыбался. На прощание он пожал мне руку и сказал:

— Не считайте нас неблагодарными. Вы занимаетесь благородным делом. Желаю вам удачи.

— Вам тоже, — сказал я, сел в кабину и завел двигатель.

Вернувшись в Хайфу, я доложил, что летная полоса выглядит вполне пригодной и что там много детей, с которыми смогут играть пилоты, если, конечно, мы когда-нибудь туда переберемся.

Три дня спустя Ю-88 всерьез взялись за Хайфу и бомбили ее почти без перерывов, поэтому мы переправили свои «Харрикейны» на кукурузное поле, и нам поставили большую палатку среди фиговых деревьев. Мы провели там всего несколько дней и чудесно поладили с детьми, но высокий бородач, увидев, что нас так много, замкнулся и держался обособленно. Он больше не откровенничал со мной, как при первой встрече, да и с остальными почти не разговаривал.

Крошечное поселение еврейских сирот называлось Ра-мат-Давид. Так записано у меня в бортжурнале. Есть там что-то сегодня или нет, я не знаю. Единственное похожее название, которое я отыскал у себя в атласе, это — Рамат-Довид, но это в другом месте. Много южнее.

ДОМОЙ

Я провел в Хайфе ровно четыре недели и летал по весьма напряженному графику (согласно моему бортжурналу, 15 июня я совершил пять вылетов и пробыл в воздухе в общей сложности восемь часов и десять минут), когда вдруг у меня начались страшные головные боли. Боль сжимала голову только во время полета и во время воздушного боя с врагом. Она наваливалась на меня на крутых виражах и при резкой смене направления, то есть когда тело подвергалось сильнейшей гравитационной нагрузке. Боль словно пронзала меня ножом. Несколько раз я от боли ненадолго терял сознание.

Я доложил об этом врачу эскадрильи. Он ознакомился с моей медицинской картой и мрачно покачал головой. Мое состояние, сказал он, вне всяких сомнений, является результатом тяжелых ранений головы, которые я получил, когда мой «Гладиатор» упал в Западной пустыне, и теперь мне ни в коем случае нельзя летать на истребителе. По его словам, если я его не послушаю, я могу потерять сознание в воздухе и тогда погибну сам и погублю самолет.

— И что теперь? — спросил я у врача.

— Вас спишут по инвалидности и отправят домой в Англию, — ответил он. — Мы больше не сможем использовать вас здесь.

Хайфа, Палестина

28 июня 1941 года

Дорогая мама!

Последнее время мы очень много летаем — наверное, ты слышала об этом по радио. Иногда я нахожусь в воздухе целых семь часов в день, а это для истребителя очень много. Во всяком случае, моей голове это оказалось не под силу, и вот уже три дня, как меня отстранили от полетов.

Мне, наверное, придется пройти еще одну медицинскую комиссию, и уже она решит, можно мне летать или нет. Они могут даже отправить меня в Англию, что, в общем-то, неплохо, правда?

Хотя, конечно, жалко, ведь я начинаю делать успехи. На моем счету 5 подтвержденных сбитых самолетов — четыре немца и один француз — и несколько неподтвержденных, и очень много сбитых во время атаки воздух-земля.

Мы потеряли четырех пилотов из эскадрильи за последние две недели, их сбили французы.

А во всем остальном эта страна — сплошное удовольствие и изобилие…

Я собрал вещевой мешок и попрощался со своим доблестным другом Дэвидом. Он остался в эскадрилье после окончания Сирийской кампании. Много месяцев провел он в Западной пустыне, сражаясь на своем «Харрикейне» с немцами. Ему предстояло получить награду за отвагу. А потом он погиб.