Читаем Полёт совы полностью

Агаша продолжала тихо и напряжённо смотреть на отца, сидя странной образцовой посадкой — руки ладонями вниз на коленях, правая на правом, левая на левом.

— Агаш, наверно, надо батю, это… в расположенье части… ты давай его… — Серёжа глазами показал, что надо брать дело в свои руки.

— Папа, ты согрелся, всё. Домой пошли, ну па-па-а… — говорила она, дёргая его за рукав. — Мама там…

— Да обожди ты… Когда мы ещё с Серёгой так посидим? А между прочим, Серёг, я же у тебя первый раз… в гостях! — И он махнул рукой от смеха и затряс головой. — В «гостях»… Чо попало… Вытащили меня, как щенчишку… Не ты бы с Тёмкой, я бы там уже был… А чо, Серёг, давай загудим! Иди оно всё в пень! А? Наливай! — Он уже протянул рюмку.

— Агаш, ты это, давай сходи к дяде Косте Козловскому… У него телефон не работает. Пусть зайдёт, срочно, скажи, зовёт Сергей Иваныч. Мотя, не думай, что я тебя выпроваживаю. Но это… Мне Валентина Игнатьевна башку отвернёт, давай, Матвей, давай, всё, хорош. Агашка, одевай его.

— Вы чо?! У меня день рожденья сёдня! — грозно вскричал Мотя, вырываясь. Он спустил ноги на пол, расправился, раскраснелся, как-то расширился, утвердился ногами, руками и выдвинул вперёд пустую стопку: — Отлично! Отлично сидим, Серёжка! Когда ещё так побазарим? Друга, я не пойду никуда!

Глава четвёртая

Пришёл Костя, помог одеть Матвея и увёл его домой. Позвонила Валентина Игнатьевна:

— Ну чо, мой-то не сильно вас… стеснил-то? Вы уж извините… И спасибо вам. Спасибо.

На следующий день в школе Валентина Игнатьевна посмотрела на меня с теплотой и снова сказала: «Спасибо!», — очень твёрдо и с чувством.

— Да ладно, Валентина Игнатьевна. Всё хорошо.

— Да как ладно? Вы ведь вдвойне герой — ещё и плашкоут притащили!

Я немного волновался и думал, что Матвей придёт на следующий день с бутылкой и разговором. И не знал, хорошо это или нет. Конечно, и радость была в таком повороте, и неловкость: пришлось бы с Мотей по всем правилам пить, а не хотелось, да и возврат к пьянке сводил на нет всё спасение.

Через день я встретил Матвея. Он только что поднялся по нашей бесконечной лестнице и шёл по краю угора. С бачками, ружьём, весь перевьюченный — ездил на охотничий участок. Говорю об этом специально, потому что у него рядом с посёлком есть ещё озеро, где его дед охотился и где он весновал на ондатру и уток. А у меня на озеро план.

Приземистый, широкий и на редкость кряжистый, Мотя кивнул, приветливо поздоровался за руку. Я спросил про лодку:

— Да нашёл вчера, к Сурнихе прибило. Под ту сторону.

— Это сколько километров? — зачем-то ударил я на «о».

— Пятнадцать километров, — сказал он буднично, и мне стало неловко.

— Н-да… — я покачал головой.

— Давай, Серёг. Заходи, если чо надо будет.

Интересно наблюдать за собой. Вроде сознательный человек, а внутри будто сидит кто-то серый, как крыс. Практичный, животный, который, чуть что, как пролитая вода, стремится занять место на плоскости, где попокатей. И если его не осаживать, опозорит так, что не отмоешься, как с этим окурком на покрывале, к которому моё нутро дёрнулось, подалось судорожно, испугавшись за материальное. Меня и раньше расстраивали эти тельные, подобные мышечному электричеству, судороги — казалось, у меня не может быть черт, которые презираю в других. Гордыня крайнейшая! Потому что главное — не какие качества тебе дадены, а как ты Божьему в себе помогаешь. Хотя всё от обстоятельств зависит: бывает, пока один — ещё справляешься, а как с людьми захлестнёшься, так всё Божье куда-то делось, а одна гордыня и вылезла. Видно, я чего-то главного не понимаю, не знаю, например, где настоять, где уступить, и от этого мучаюсь.

Конечно, я могу быть и твёрдым, и чувствовать границу, дальше которой не двинусь, но от стыда не могу избавиться ни при каких обстоятельствах: едва отобью край колышками, стану рядом как дурак — и чувствую себя так же фальшиво, как когда и прослабляюсь. Хотя точно знаю, что и в силе слабость бывает, и в слабине сила. А сам иногда уступаю вроде, а от уступки мне подпитка — раз другому прибавка, и я как при ней.

По крайней мере, так казалось, когда Эдик стал поддавливать с мотором. Он просит, значит, нужно. А мне почти всё равно. Ему край, а мне серёдка. Сижу, проверяю тетради. Приходит Эдик. Он запил с кем-то, из-за этого поругался с женой, но потом что-то свежее и весёлое переложило ссору, и ко мне он ворвался, как обычно, полный предысторией, сияющий и требующий гостеприимства:

— Серёг, здорово! Разрешите ввалиться! — крикнул он, сияя счастьем до ушей и будто неся счастье другим.

— Заходи. — Я оторвался от таблицы.

— Здравствуйте, — сказал торжественно, оглядывая восторженно комнату.

— Ну проходи… — отвечаю сдержанно.

— На-ка, — протягивает свёрток с рыбиной и белую бутылку, выпукло и самодовольно блестящую круглыми плечиками, очередные «Хрустально-медвежьи озёра», «Озёрные медвежьи родники», прущие ацетоном. И вдруг пугающе посерьёзнел: — Сергей, у меня дело к тебе. Токо не пугайся.

— Что такое? — насторожился я.

— Га-га-га! — он указал на меня пальцем: — Задёргался!

Перейти на страницу:

Похожие книги