– Вы женаты? – услышала она собственный голос, доносившийся словно с дальнего конца длинного пустого коридора.
Мунго Сент-Джон кивнул.
– Уже десять лет. На француженке из знатной семьи, кузине Луи Наполеона. Очень красивая женщина, родила мне троих сыновей, и все они с нетерпением ждут моего возвращения в Баннерфилд. – Он помолчал и добавил с бесконечной печалью: – Прости, дорогая, я понятия не имел, что ты не знаешь.
Сент-Джон протянул руку к ее лицу, но Робин отпрянула, словно от ядовитой змеи.
– Оставьте меня! – прошипела она.
– Робин… – пробормотал Сент-Джон, но она отчаянно затрясла головой:
– Нет, молчите! Не надо слов! Уходите! Уходите сейчас же!
Робин заперла дверь каюты и присела к сундучку, служившему ей письменным столом. Слез не было, глаза горели, словно обожженные ветром пустыни. Бумаги почти не осталось, пришлось вырвать последние страницы из дневников. Листы, побывавшие и в сухой жаре высокогорий, и в душной сырости побережья, заплесневели и покоробились.
Робин тщательно разгладила первую страницу, опустила перо в тушь, которой осталось совсем на донышке, и спокойной уверенной рукой вывела сверху:
16 ноября 1860 года. На борту невольничьего судна «Гурон».
И тем же ясным аккуратным почерком продолжила:
Дорогой капитан Кодрингтон!
Полагаясь на всемилостивейшее провидение и веруя в единственного и истинного Бога и его сына, спасителя нашего Иисуса Христа, всей душой надеюсь, что это письмо попадет вам в руки, когда у вас еще останется время действовать.
Пережив множество невероятных приключений и несчастий и лишившись друзей и защитников, я оказалась во власти небезызвестного американского рабовладельца и работорговца Мунго Сент-Джона. Меня принуждают против воли и совести служить врачом на его разбойничьем судне, которое в настоящий момент готовится к плаванию вокруг мыса Доброй Надежды, через Атлантический океан в один из южных портов США.
Я пишу эти строки, а с палубы у меня над головой и снизу, из трюма, доносятся скорбные стоны восьмисот несчастных, покинутых всеми созданий. Одетых лишь в цепи, их грузят на борт и запирают в трюме на все время плавания, которого многие из них не переживут.
Мы стоим на якоре в устье потаенной реки, отделенной от морского побережья сетью извилистых проток и мангровыми болотами и представляющей собой идеальное укрытие для творящихся здесь беззаконий. Тем не менее мне удалось ознакомиться с корабельными картами и из пометок штурмана узнать название реки, Рио-Саби, и ее точное местоположение: 20°58′ южной широты и 35°03′ восточной долготы.
Я сделаю все, что в моих силах, чтобы задержать отплытие судна, хотя в настоящий момент затрудняюсь сказать, каким образом. Если это письмо дойдет до вас вовремя, для офицера с вашей храбростью и опытом не составит труда перекрыть устье реки и захватить невольничий корабль, когда он попытается выйти в открытое море.
Если мы отплывем до вашего прибытия, заклинаю вас следовать тем же курсом, которым пойдет «Гурон», вокруг мыса Доброй Надежды, а я буду горячо молить Всевышнего о встречном ветре и неблагоприятной погоде, чтобы вы успели догнать нас.