Робин поднялась на ноги и стиснула зубы. Время траура миновало, теперь следует выполнить свой долг – спуститься по Дороге гиен к морю и донести до всего мира свидетельство о чудовищах, которые ею пользуются.
Когда львы выходят на охоту, антилопы это чувствуют и их охватывает беспокойство: они щиплют траву урывками, то и дело вскидывают рогатые головы и застывают каменным изваянием, ловя каждый звук широкими, с раструбом, ушами, а затем с настороженным фырканьем рассыпаются по травянистой равнине, как горсть брошенных игральных костей, и вновь собираются вместе. Животные ощущают опасность, но не всегда могут определить, с какой стороны она приближается.
Старый Каранга обладал тем же инстинктом – машона, «пожиратель грязи», он и сам всю жизнь был дичью, а потому первым почувствовал близкое присутствие матабеле. Он вдруг замолк и стал чаще посматривать по сторонам, чем заразил и остальных носильщиков.
Старик подобрал в траве обломанное перо страуса и долго вертел его в руках, поджимая губы и что-то бормоча. Похоже, перо выпало не из крыла птицы.
Ночью он высказал свои страхи Робин.
– Они здесь, убийцы женщин, похитители детей… – Старик презрительно сплюнул в костер, но его храбрость была пустой, как ствол мертвого дерева.
– Ты под моей защитой, – успокоила его Робин. – Ты и весь караван.
Боевой отряд матабеле появился, как всегда, на рассвете.
Воины словно выросли из-под земли – могучая фаланга пятнистых щитов и качающихся перьев окружила лагерь. В первых лучах солнца блестели широкие лезвия ассегаев.
Старый Каранга растворился в ночи, с ним исчезли и все носильщики. В лагере не осталось никого, кроме готтентотов. Тем не менее предостережения Каранги не прошли даром: солдаты выстроились за колючей оградой с ружьями на изготовку, примкнув штыки.
Матабеле стояли неподвижно, словно статуи из черного мрамора. Казалось, их тысячи и тысячи, хотя здравый смысл подсказывал Робин, что рассветные сумерки и разгоряченное воображение обманывают ее. «Сотня, от силы две», – решила она.
– Номуса, нам ничего не грозит, – шепнула Джуба. – Мы не на Выжженных землях, мой народ здесь не живет. Они нас не убьют.
Робин не чувствовала такой уверенности. Она поежилась, но не от утренней прохлады.
– Смотри, Номуса, – уверяла Джуба. – С ними юноши-носильщики, но многие амадода сами несут исибаму – ружья. Если бы они хотели напасть, то не стали бы нести их сами.
У некоторых воинов и в самом деле виднелись за плечами ржавые мушкеты, а Робин помнила из записок деда, что матабеле, затевая серьезный бой, отдают ружья носильщикам. Воины матабеле не доверяют огнестрельному оружию и плохо умеют пользоваться им, предпочитая испытанное оружие предков.
– Смотри, носильщики несут товары, это торговый отряд, – прошептала девушка.
Молодые воины стояли колонной позади боевых рядов, держа на головах ящики и тюки.
Страх Робин тут же сменился гневом: матабеле возвращались по Дороге гиен с востока, и легко было догадаться, чем они расплатились за эти презренные товары.
– Работорговцы! – бросила она – Господь милосердный, это же те самые, которых мы ищем, они возвращаются, сделав свое грязное дело… Джуба, прячься скорее!
Зажав под мышкой «шарпс», Робин вышла через калитку в колючей изгороди. Ближайшие воины опустили щиты и с любопытством уставились на белую женщину. Похоже, Джуба была права: матабеле не собираются нападать.
– Где ваш индуна? – гневно спросила Робин.
Любопытство воинов сменилось изумлением.
Плотные ряды заколыхались, и вперед выступила впечатляющая фигура. Благородная осанка и надменный вид безошибочно указывали на высокое положение. Это был воин, закаленный в сражениях и увенчанный славой.
В полной тишине вождь спокойно заговорил.
– Где твой муж, белая женщина? – спросил он. – Или отец?
– Я говорю за себя и за свой народ.
– Ты женщина, – мягко возразил индуна.
– А ты работорговец! – тут же вспыхнула Робин. – Ты торгуешь женщинами и детьми.
На лице воина отразилось недоумение, потом он закинул голову и рассмеялся звонким мелодичным смехом.
– Ты не просто женщина, – проговорил он, – ты дерзкая женщина.
Индуна сдвинул щит на плечо и прошел мимо. Робин шагнула в сторону, глядя на него снизу вверх. Походка воина была упругой и уверенной, мускулистая спина блестела, словно покрытая черным шелком, высокие страусовые перья на голове покачивались, боевые трещотки на лодыжках шелестели в такт шагам. Он направился к пролому в колючей изгороди.
Повинуясь знаку Робин, капрал-готтентот взял штык «на караул».
Окинув лагерь быстрым взглядом, индуна снова рассмеялся.
– Ваши носильщики разбежались, – сказал он. – Шакалы машона чуют запах настоящего мужчины за день пути.
Робин прошла за ним в лагерь и спросила с непритворным гневом:
– По какому праву ты вторгся в мой крааль и напугал моих людей?
Воин обернулся.
– Я человек короля, – сказал он, – и иду с королевским поручением.
Он явно считал такое объяснение более чем достаточным.