Полет нормальный

Возмутительный случай бездушия и беззакония.

— Карев С. С., рабочий-плотник дачного треста, с семьёй в 6 ч. Получил комнату в Реутовском районе, в посёлке Салтыковском.

— В марте из-за перебоев в снабжении бригада Карева снимается с работы. После ряда перебросок с места на места Карев уходит с работы дачного треста в Птицепродукт.

— Вот тут-то и начинаются издевательства над Каревым и его семьёй.

— 25 апреля в квартиру Карева в его отсутствие явился инспектор Погодин и предложил беременной жене Карева немедленно выселиться из комнаты. В результате этого «внушительного» разговора у больной Каревой были преждевременные роды.

— Не ограничившись этим безобразием, тот же Погодин 8 июня вновь явился в квартиру Карева и выбросил вещи и детей Карева на террасу. Жена Карева пошла предупредить о случившемся мужа.

— В её отсутствие «ретивый» инспектор отправил двухмесячного ребёнка в Реутовский дом матери и ребёнка, как беспризорного…

Странно читать такое: помнится ведь, как нам вдалбливали в головы о Железном Занавесе и сокрытии негативной информации в Союзе. Встречается информация и куда более жёсткая. Гласность в СССР ныне такая, что США позавидовать может. А вот в Штатах, к слову, с демократией и гласностью ныне беда…

— А была ли она хоть когда, демократия эта?

И это Правда, которая продаётся свободно не только в СССР, но и за пределами страны, в том числе и в Нью-Йорке. Не думаю, что доход от продаж газеты хоть сколько-нибудь велики, но покупают ведь!

Эмигранты, желающие всласть поплеваться желчью, студенты-русисты и все, кто хочет изучать живой русский язык, пусть и отдающий изрядно канцеляритом. Желающих хватает, но… покупателей, не скрываясь, берут на карандаш[140] ФБРовцы.

Так что покупают коммунистическую прессу либо благонадёжные граждане вроде меня, либо самые отчаянные социалисты.

— Тухачевский… целая эпоха, как ни крути. По одной версии, гениальный военный теоретик, по другой — бездарность. Но безусловно противник Сталина…

— Гениальный… как вспомню его требование поставить экономику страны на военные рельсы и обеспечить армии пятьдесят тысяч танков и сорок тысяч самолётов к следующей пятилетке, так вздрогну! Когда писалось? В тридцатом, кажется… тогда. Рухнула бы экономика СССР. А сколько денег с его подачи ушло на мертворожденные, но очень, очень дорогие проекты!?

— Да и страшно европейским обывателям, когда Генштабом опасного и таинственного СССР командует такой явный… Бонапарт. Не скрывал и не скрывает агрессивных устремлений.

А тут раз, и Гидра Контрреволюции пресекла жизнь «великого полководца», всех побед у которого — подавление антоновского мятежа тамбовских крестьян. Может, хоть теперь урежут долю чрезмерно раздутого военного бюджета, да тратить выделенное начнут грамотней.

— Хе-хе… думаю, Гидра орден заслужила за такое «преступление». Ох, много бы я отдал, чтобы узнать, что же там происходит!

— Как продвигаются дела в изучении русского? — Поинтересовался Раппопорт, без стеснения подвигая себе стул от соседнего столика.

— Не очень, — отложив газету, массирую виски, — словарный запас набрал приличный, и даже акцент вроде как не самый сильный, но…

— Всё равно непонятно, — закончил за меня Дэн, — ожидаемо. Это другой культурный код, другая цивилизация. Многие понятия ускользают даже от меня, хотя в детстве этот язык слышал постоянно. Не считая идиша, конечно.

— Рассказывай. Вижу ведь, что мнёшься, спросить что-то хочешь.

— Ф-фу… — приятель расползается по стулу, промокая внезапно выступивший на лбу пот. Остальным посетителям кафе до этого нет ни малейшего дела, но зная Дэна… Сейчас он накручивает себя: считает, что все на него смотрят, что всем-то он интересен… Очень еврейская черта, забавляющая меня неимоверно.

— Всё-то ты… денег нужно, много, — и замолк.

— Сколько? — Вытаскиваю чековую книжку.

— Пять тысяч, — выделяя голосом. Отдаю чек молча, без вопросов.

— И даже не спросишь, зачем?

— Ты мой друг, — пожимаю плечами, — и тебе они нужны.

Глаза Дэна увлажнились. Схватив мою руку, он потряс её.

— Спасибо, спасибо…