Полет мотылька

Геннадий Павлович улыбнулся легко и свободно, – он уже не помнил, когда в последний раз так улыбался. Он даже пальцами не шевельнул, а сандаловый кубик на его ладони превратился в зеленый росток, стебель которого быстро вытягивался вверх. Через несколько секунд это был уже цветок с большим пурпурным бутоном, который вдруг раскрылся, сделавшись похожим на огромную экзотическую бабочку. Но это и в самом деле была бабочка! Взмахнув большими, переливающимися, точно первые лучи солнца в капельках застывшей на листьях росы, крыльями, бабочка вспорхнула с ладони. Завороженно наблюдая за полетом невообразимо прекрасного создания, Марина не заметила тот миг, когда бабочка превратилась в небольшую птичку с изумрудными крыльями, алой грудкой, тонким, как шило, клювом и изогнутым, точно лира, хвостом.

– Теперь ты веришь, что у меня получится? – спросил Геннадий Павлович.

– Да, – ответила Марина и положила руку в его открытую ладонь.

Геннадий Павлович осторожно сжал пальцы девушки.

– Идем?

– Что станет с нами в реальном мире?

– Лучше не думать об этом.

Геннадий Павлович сделал шаг по направлению к вращающейся спирали, рассчитывая, что Марина последует за ним. Но девушка осталась на месте.

– Я хочу знать, – настойчиво повторила она.

Обернувшись, Геннадий Павлович посмотрел на нее, – глаза чуть прищурены, губы плотно сжаты, – и понял, что, не получив ответа, она никуда не пойдет.

– Кома, – коротко ответил Геннадий Павлович.

– То есть мы умрем?

– Мы уходим в другой мир.

– Но там…

– Там остаются только наши тела, – не дослушав, перебил Геннадий Павлович. – Без надлежащей медицинской помощи они вскоре умрут, – слова его звучали резко, почти грубо, – он устал убеждать. – Но нас там уже не будет. Расстаться со своим телом – это все равно что скинуть старую, изношенную одежду. Или остричь ногти.

Марина зябко поежилась.

– Мне страшно даже подумать об этом.

– Ну так и не думай! – Геннадий Павлович дернул девушку за руку. – Мы уже никогда туда не вернемся! Послушай, – Геннадий Павлович положил руки Марине на плечи и попытался привлечь ее к себе. – Поверь же мне, наконец! В новом мире я создам для тебя все, что ты только пожелаешь!

– Все? – с сомнением переспросила Марина.

– Все! – уверенно пообещал Геннадий Павлович.

– И ты никогда не будешь жалеть об этом?

– О чем? – не понял Геннадий Павлович.

– О том, что позвал меня с собой.

– Никогда, – улыбнувшись, покачал головой Геннадий Павлович.

– А что, если вдруг?..

Геннадий Павлович не позволил ей договорить, – он поднял указательный палец и медленно, акцентируя каждое слово, произнес:

– Это будет наш мир. Мы сделаем его каким пожелаем. И никто – ты слышишь! – никто не сможет нам в этом помешать.

– Ты мог хотя бы предупредить меня, – с укоризной заметила Марина.

– У меня не было времени, – признался Геннадий Павлович.

Марина обреченно вздохнула, после чего быстро глянула по сторонам, точно хотела убедиться, что ничего не забыла. Геннадий Павлович вновь осторожно коснулся рукой ее плеча. Он хотел сказать, что это только начало, что они стоят на пороге нового, неведомого мира, в котором сон и явь сливаются воедино. Он хотел сказать, что, оказавшись там, они никогда не станут вспоминать тот мир, который оставили. Он многое готов был сейчас ей сказать, если бы только она согласилась его выслушать. Но Марина опередила его.

– Иди, – только и сказала она.

В лице ее что-то переменилось, – оно стало как будто чужим и далеким, похожим на лицо, которое видишь в окне отходящего от перрона поезда. Геннадий Павлович почувствовал смутное, еще не до конца осознанное беспокойство.

– Иди, – снова услышал он голос Марины.

Короткое слово прозвучало почти как приказ. Геннадий Павлович медленно – он ведь мог еще передумать – сделал шаг вперед. И тотчас же кто-то сильно толкнул его в спину. Чтобы не упасть, Геннадий Павлович раскинул руки в стороны, непроизвольно сделал еще три шага вперед и провалился сквозь полупрозрачную спираль. Левая рука его неожиданно уперлась в стену, и это помогло ему устоять на ногах. Геннадий Павлович ловко развернулся на пятках, – не в пример удачнее, чем смог бы сделать это в реальности, – и, кинувшись назад, снова налетел на глухую стену. На миг Калихин ошеломленно замер, пытаясь понять, что происходит. Потом он посмотрел в противоположную сторону и увидел длинный, уходящий в бесконечность коридор, выкрашенный в грязно-желтый цвет. Место было слишком хорошо знакомо, чтобы не узнать его с первого взгляда, – тот самый районный кабинет генетического картирования, существующий в его ложных воспоминаниях. Даже потрепанный лист бумаги с перечнем документов, приклеенный скотчем к стене, был на месте.