Полет лебедя

— Вы не должны плакать, мадам. Вы испортите свое лицо. Пожалуйста, мадам, я прошу вас!

— Да, да, успокойтесь, — взмолился Ханс. Затем он схватил Эдварда за руку: — Помоги мне! Скажи, что делать?

— Пошли кого-нибудь к костюмеру за платьем, — спокойно предложил Эдвард. — Без сомнения, они просто забыли послать его.

— Да, пошлите кого-нибудь, Бурнонвилль, — передал Ханс.

— Но а как же мои туфли? Они так же важны, как и платье мадам!

— У меня и по этому поводу есть идея, — ответил Эдвард. — Пойдемте. Разрешите вам предложить свою руку, мадам.

С блеском восхищения в глазах Ханс стоял и смотрел, как его верный друг успокаивает бушующее море. Когда эти трое ушли, он медленно подошел к столу и упал в кресло, уронив голову на руки. Какой ужасный день! Раньше, когда он думал об этом дне, он представлял его совсем другим. Он надеялся, что будет находиться в центре внимания, похвал и поздравлений. Как сильно он ошибался! Снова все та же злобная критика, неуверенность в том, что спектакль состоится. Потерянный костюм, не прибывшие туфли, все, все от мелкого до крупного соединилось, чтобы заставить его умирать от страха. Да, вряд ли кто-нибудь мог позавидовать часу его триумфа.

В открытую дверь раздался легкий стук. Ханс поднял голову. Снаружи на него смотрела круглолицая крестьянская девушка в оранжевой юбке, перехваченной синей ленточкой. Что-то знакомое было в ней, хотя Ханс Кристиан был абсолютно уверен, что никогда раньше ее не видел. Он расслабился и поднялся. Девушка захихикала.

— Да, я бы узнала тебя где угодно. Твои руки такие же длинные.

— Карен!

Конечно, это была она. Никто на свете не мог так сильно напоминать его мать — и ее.

Она рассматривала брата с большим любопытством. Ее полные губы улыбались той самой улыбкой, которой улыбалась Анна-Мария, когда была довольна.

— Я пряталась среди буков, когда ты приходил туда на воскресные прогулки вместе со старым Андерсеном. Я наблюдала, как ты танцуешь и разыгрываешь истории. Я не знаю, почему мне так хотелось, чтобы ты пришел ко мне. Ты был невзрачным и неуклюжим таким, кому едва ли кто-то мог позавидовать. Отец любил тебя. А наша мать… — Улыбка покинула ее лицо, в холодных синих глазах появилась тень негодования. — Я хотела получить долю материнской любви, но в этом мне было отказано, впрочем, как и во всем остальном. Да, кстати, покрепче закрой дверь, Ханс, — добавила она, когда он прикрыл дверь и прислонился к ней. — Никто не должен видеть меня! Не бойся! Я никого не встретила по пути сюда, кроме какого-то мужчины. — Она вновь захихикала, вспоминая. Ее глаза потеплели. — Он был таким милым. Мы столкнулись в дверях, когда он проносил пальмовое дерево на сцену, и рассмеялись. Это было так весело!

— Карен, зачем ты пришла сюда? — спросил Ханс, и это был единственный вопрос, который он смог выдавить из себя. — Зачем ты вообще приехала в Копенгаген? Ты же знаешь, что не можешь оставаться здесь.

Хихиканье прекратилось. Ханс видел, что в Карен жили два человека, счастливая крестьянская девушка, обреченная на это своим рождением, и странное отчаянное существо, которому приходилось яростно бороться, чтобы взять то, что ей хотелось.

— Кто ты такой, чтобы учить меня, что мне делать? — мрачно спросила она. — Я сама могу позаботиться о себе. Именно этим я и занималась с тех пор, как научилась ходить. Спрятанная в деревне, недостойная жить в одном доме с прекрасными Андерсенами! Предполагалось, что люди забудут о моем существовании. Жизнь мне дала очень мало, Ханс Кристиан, но теперь я намерена взять все, что я хочу! Ты приехал в Копенгаген в поисках своей судьбы. Впервые я нашла возможность пройти по твоим следам, и ты не сможешь оттолкнуть меня!

— Но то, к чему я стремился… — Ханс, не закончив фразу, махнул рукой.

— Да, ты знаешь, что ты хочешь, и я знаю, что надо мне. Ты нашел свою судьбу здесь. И я тоже здесь ее найду. — Карен на мгновение замолчала, а затем твердо добавила: — Улицы Копенгагена длинные и широкие.

— Что ты хочешь от меня?

— Немного денег. О, нет, совсем немного! — поспешила добавить она, как только увидела отрицательный жест Ханса. — Только несколько риксдаллеров, чтобы продержаться до тех пор, пока я не устроюсь.

Ханс вынул свой бумажник.

— Я не могу дать тебе больше трех.

— Этого достаточно.

Она подошла к нему, завернула деньги в носовой платок и посмотрела Хансу прямо в глаза.

— Почему ты не ответил на мое письмо?

— Я не хотел, чтобы ты приезжала, — откровенно сказал он. — В Оденсе тебе намного лучше.

Карен засмеялась. И в ее смехе слышалась горечь.

— Почему? Нашей матери не было до меня никакого дела. Когда я пришла навестить ее в первый раз, она меня даже не узнала. — Внезапно она вновь превратилась в добрую крестьянскую девушку. — Ты великий человек, не правда ли, Ханс Кристиан? Я никогда раньше не разговаривала с тобой. Я никогда не была внутри дома, где ты родился. И все же я рада, что ты великий. Я горжусь тобой.

Ханс схватил ее за руку, тронутый ее словами.