Полет гарпии

Ки показалось, что ее подхватила река. Многословие Коры спасло ее от Руфуса и буквально внесло в ярко освещенную общую комнату дома, а Ларс проводил ее в спальню. Она не успела даже поздороваться ни с кем из людей, собравшихся ради нее в просторной гостиной. Кора все себе трещала сорокой; Ки знала, что за ее неумолчной болтовней прячется потрясение и жестокое горе. «Подстегивает клячу жизни, чтобы скорее проехать скверное место», – говаривал об этом Свен. И правда. Кора умудрялась разговаривать сразу со всеми и одновременно вникать в каждую хозяйственную мелочь, словно домочадцы в самом деле были беспомощными малышами. Мне бы так, подумала Ки.

– Я тебе свечку оставлю, Ки, – сказал Ларс. – Освежись и отдохни немножко. Вечер будет долгий, а ты и без того устала, так что не спеши. Если уж они тебя дождались, ничего, потерпят еще чуть-чуть…

И Ларс вышел из комнаты, решительной рукою прихлопнув за собой тяжелую деревянную дверь.

Ки опустилась на кровать… Кровать была мягко застелена лучшими покрывалами, вытканными Корой, и новенькими меховыми одеялами. Возле занавешенного окна на тумбочке стояла белая чаша, а подле чаши – изящный кувшин. Ки по опыту знала, что прохладная вода в кувшине была сдобрена душистыми травами. Эта комната была предназначена для торжественных случаев. Так, Кора в свое время настояла, чтобы Ки и Свен провели свою первую ночь именно здесь. Здесь же они останавливались и впоследствии, приезжая показывать родне двоих своих малышей. Как-то Свен рассказал Ки, что здесь готовили к погребению и тело его отца. После этого комната стала казаться Ки стылой. Ничто не помогало ей согреться: ни пухлая постель, ни ковер из оленьих шкур на полу…

Возьмем пример с Коры, сказала себе Ки. Если уж некуда деваться – попробуем подстегнуть лошадей и поскорее миновать скверное место…

Она ополоснула лицо и руки свежей, душистой водой. Потом расчесала волосы и со всем тщанием заново соорудила вдовью прическу. И, наконец, спохватилась: ей не во что было переодеться. Она оставила все свои пожитки в фургоне, а идти за ними и обратно мимо всех казалось Ки неудобным. Ки призадумалась, не зная, как поступить. При других обстоятельствах она только плечами бы пожала – какие, мол, пустяки! Но теперь и мелочи оказалось достаточно для того, чтобы беспросветное отчаяние затопило ее душу. Она и сама не взялась бы его объяснить. Но, как бы то ни было, выйти к ним в пыльной юбке и мятой рубахе значило нанести оскорбление их обряду, а поднять суету из-за такой ерунды, как чистое белье, – значило оскорбить память Свена. Ки села обратно на кровать и опустила голову на руки. Не могу больше, подумала она. Слишком многого они от меня хотят. Я пуста. У меня нет сил, в том числе и для этого их обряда. Зачем я здесь, что с меня толку? Что мне делать?.. Как же я устала… устала…

Ки сжала руками виски. Гнев, ненависть и опустошение. Неужели ей так и не суждено до конца дней своих испытать другие чувства?..

Кора вошла в комнату, едва предупредив о себе стуком в дверь. Ки головы не успела поднять, не то что ответить.

– Ну вот, милочка, ты уже выглядишь чуть-чуть получше. Я, знаешь ли, тут на свой страх и риск кое-что приготовила: надеюсь, ты не рассердишься? Как только мы прослышали… ну да ты ведь меня знаешь. Стараюсь обо всем позаботиться… очень помогает иногда, между прочим. Вот тут, в сундуке, лежит платьице. Вообще-то я его выткала в подарок Лидии, думала ее удивить… где ж было знать, что она родит здоровенного мальчишку и станет поперек себя толще! Словом, я его ей не только не подарила, но даже и не показывала. А то еще расстроится, бедняжка, станет думать, будто я не ждала, что она капельку растолстеет. Я его для тебя и отложила… несколько недель назад… то есть еще до того, как мы узнали. Так оно и лежит, чистенькое, свеженькое, тебя дожидается. Я знаю, вы, ромни, зеленое не очень-то носите, но сегодня наш вечер, не обессудь уж. Сама небось знаешь, как хорошо иногда надеть что-нибудь новенькое. Прямо сил придает. Дай-ка достану…

Кора расправила платье в изножье кровати и посмотрела на Ки. Их взгляды встретились. Ки хорошо помнила, какой глубинный блеск излучали обычно темные глаза Коры. Она еще надеялась, что ее дети унаследуют чудесные бабушкины глаза. Но теперь глаза Коры казались тусклыми и безжизненными, как будто там, внутри, угас сиявший в них дух. Ки видела в них лишь отражение своего собственного отчаяния и горя. Она страдала не одна, но это почему-то не принесло ей облегчения. Наоборот, горе лишь провело между ними черту, превратив былую сердечность в вежливое притворство чужих друг другу людей.

– Благодарю, Кора, это прекрасное платье, – сказала Ки. – И, ты знаешь, нелюбовь ромни к зеленому меня особо никогда не стесняла. Так что спасибо тебе большое. Мне как раз именно это и требовалось…

Оставалось только надеяться, что в ее голосе прозвучала надлежащая теплота. На самом деле она чувствовала только усталость. И еще стыд за свое пропыленное платье.