«Нам надо понимать, – говорил старый знахарь племени сиу, Черный Лось, хранитель священной трубки своего племени, – что все вещи являются творениями Великого Духа. Мы должны знать, что Он находится внутри всех вещей: деревьев, трав, рек, гор, четвероногих и пернатых. И, что еще важнее, мы должны понимать, что Он также находится над всеми этими вещами и народами. Когда мы осознаем все это в глубине наших сердец, тогда мы будем бояться, и любить, и знать Великого Духа, и тогда мы будем быть, действовать и жить так, как Он задумал»19.
Там, где мифы остаются живыми символами, мифологии суть сновидческие миры, полные таких образов. Но там, где появляются и одерживают верх систематизаторские богословские доктрины («жесткие» мыслители проникли в сады «мягких»), образы окаменевают, превращаясь в пропозиции. И мифология становится историей или наукой, символ – фактом, метафора – догмой. Начинаются распри сектантов, каждый из которых принимает свои собственные символические знаки за последнюю реальность – местное средство передачи ее вневременного, невыразимого смысла.
«Но тот, кого зовут Кришной, – говорил индийский учитель XIX века Рамакришна, – именуется также Шивой и Шакти, и Иисусом, и Аллахом – один Рама с тысячью имен… Сущность одна под разными именами, и все ищут одну и ту же сущность; различаются лишь климат, темперамент и имена»20.
Эзотерическая и экзотерическая антропология
И вот нам следовало бы задаться вопросом, могла ли мифология зародиться в стане мыслителей «жесткого» типа и лишь позднее сублимироваться и облагородиться в метафизической поэзии стараниями мыслителей «мягкого» типа. Или же ее развитие должно было идти в прямо противоположном направлении: от поэтической образности к неуклюжим искажениям сонма простецов. Франц Боас, как кажется, был сторонником первой точки зрения. В своей статье «Этнологическое значение эзотерических учений» он писал:
Можно утверждать, что экзотерическое учение – это более универсальное этническое явление, исследование которого является необходимой основой для изучения проблем учения эзотерического. Поэтому совершенно ясно, что при изучении жизни индейцев нам не стоит искать только высшей формы мысли, отличающей жреца или вождя. Какой бы интересной и привлекательной ни была данная область исследований, она может быть лишь дополнением к изучению мыслей, эмоциональной жизни и этических норм простых людей, чьи интересы сосредоточены в иных областях мысли и среди которых избранный класс составляет лишь особый тип21.
Но вот, например, проф. Р.Р. Маретт в словарной статье «Мана» для Британской энциклопедии (четырнадцатое издание), похоже, придерживается противоположного мнения. «В силу особенностей своего поприща, – пишет он, – знахарь или наделенный божественной природой царь должен держаться отдельно от тех, кто по статусу или по своему выбору является