Читаем Полет дикого гуся. Изыскания в области мифологии полностью

8. И наконец, когда герой во второй раз приезжает в замок Грааля, его сопровождает его мусульманский брат, Фейрефиц. Как кажется, по мнению фон Эшенбаха, благородный магометанин способен выполнить задачу, непосильную ни для одного христианина. Однако мы становимся свидетелями забавной сцены. Когда сокровенный Грааль появляется, мусульманин оказывается неспособным его узреть. Он видит только глаза прекрасной королевы Репанс де Шой, которая выносит священный артефакт. Постепенно все понимают нелепость сложившейся ситуации, и свое веское слово высказывает древний, неувядающий король Титурель, прообразом которого, по видимости, является кельтский бог Мананнан. Король утверждает, что мусульманин не способен узреть Грааль, ибо еще не крещен. Тут же появляется старый священник, крестивший немало неверных, и начинает просвещать Фейрефица в отношении символа Святой Троицы. «Это и ее бог? – спрашивает пылкий сарацин, указывая на прекрасную королеву. – Если я приму его, смогу ли я на ней жениться?» Ему отвечают утвердительно, таинство совершается. Но крещение оказывается весьма необычным. Пустую купель наклоняют к Граалю, и она наполняется водой из благодатного камня. И хотя форма ритуала соответствует церковным обычаям, святую воду заменяет aqua permanens, божественная вода алхимиков и древних культов (см. рис. 16).

Более того, когда бывший неверный, став крещеным, видит Грааль, на святыне появляется надпись, как мне кажется, беспрецедентная для 1210 года. Вот что читает Фейрефиц: «Если кто-либо из нашедших Грааль будет, с соизволения Божьего, управлять заморским народом, он не должен открывать им ни имени, ни происхождения и должен наделить их полными правами».

Сделаем несколько выводов:

а) Все, что было сказано и написано в XII–XIII веках Элоизой, трубадурами, Готфридом Страсбургским, Вольфрамом фон Эшенбахом, представляет собой важнейшую и глубочайшую секуляризацию понятия сакрального. Бесстрашие влюбленных открывает новое измерение для чудесного чувства единства и сладкой тайны в мире отдельных сущностей. Чувство любви не гасится дождем недосягаемых небес, а лишь усиливается, сохраняя свою уникальную природу.

б) Отвергнув абсолютный авторитет церкви, эти влюбленные и поэты осознанно и с чистой совестью обратились к более раннему, дохристианскому, исконному европейскому типу сознания, внутри которого божественность распознавалась в природе и ее творениях.

в) Но одновременно с этим возникло новое явление – отрыв индивида от группы, ощущение им собственной уникальности. Осознав свой потенциал, индивид не должен идти по проторенным другими дорогам, но находить свой путь. Ведь даже в типично монашеской цистерцианской версии легенды о Граале рыцари круглого стола считают недостойным начинать поиски в группе. Каждый входит в лес поодиночке, в выбранном им месте, «там, где всего темнее, и не видно пути»53.

<p>Западный человек</p>

Как мне кажется, процветание западного мира или даже всего современного мира (поскольку по духу он в большей степени западный), во многом связано с описанным выше пониманием индивидуальности. Каждый отдельно взятый человек, с одной стороны, не причастен священному уговору, навязанному извне (a R x), а с другой – не является безликим сочетанием имени и формы, включающим в себя «то же совершенство, ту же бесконечность, которая присутствует и в море, и в каждой песчинке, в каждой капле дождя» (a ≠= x). Каждый человек ценен сам по себе, уникален в своем несовершенстве, т. е. в своем желании и своем томлении, должен сойти с пути к тому, чем он должен стать, и встать на путь к себе, к скрытому невиданному потенциалу.

Такое отношение к жизни было известно еще древним грекам времен Гомера, Эсхила и Пиндара. Ницше в «Рождении трагедии» пишет об идеальном сочетании в классическом античном искусстве аполлонического и дионисического начал, восторге перед сказочным чудом мира неповторимых форм и жгучего, экзальтированного осознания их непостоянства, которое придает им ценность здесь и сейчас.

В малый срок возвеличивается отрада смертных,Чтобы рухнуть в прах,Потрясшись от оборотного помысла,Однодневки, что – мы? что – не мы?Сон тени – Человек.Но когда от Зевса нисходит озарение,То в людях светел свет и сладостен век…54

Так параллельно развивались греческая наука и искусство – через поиск и признание общих принципов и архетипов. Но признавалась и ценность каждого уникального явления. Исключения из правил ценились выше всего, так как открывали дорогу доселе неведанным силам. Такой взгляд явно противоречит архаическим принципам восточного, ортодоксального образа жизни, согласно которому каждого, кто собирает «дрова в день субботы», дóлжно «побить камнями» (Чис. 15:32–35).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология