Отец хоть и выражал вслух свое недовольство, но на деле все же поощрял наклонности сына. Когда Томасу исполнилось двенадцать, он повез его в Лондон и отвел в магазин для натуралистов «Уоткинс и Донкастер» на улице Стрэнд, в самом центре города. До этого времени Томас по неопытности сушил отловленных бабочек между страницами книг — в таком виде они сохранялись всего лишь в течение двух-трех месяцев, после чего подвергались нашествию насекомых, плесневели и рассыпались в труху. Для Томаса попасть в «Уоткинс и Донкастер» было одно удовольствие, все равно что для других мальчиков — побывать в магазине самых вкусных сладостей: здесь рядами стояли полки с любыми видами снаряжения, на которые только может рассчитывать серьезный коллекционер. Вместо аромата леденцов и шербета Томаса окружили зловонные пары смертельных химикатов, едва уловимые запахи лавровых листьев и гипса. Ему позволили выбрать себе новый сачок, несколько коробочек из пробкового дерева для хранения бабочек и, самое главное, — пузырек с цианистым калием. До сих пор для умерщвления насекомых ему разрешалось использовать только лавровый лист. Продавец за прилавком, мужчина с огромным животом и толстыми пальцами-сосисками, наклонился к Томасу и, приблизив к нему лицо, сказал: «Чрезвычайно ядовитое вещество, молодой человек. Если дотронетесь до него или вдохнете пары — смерть неминуема. Вы должны использовать его только под присмотром вашего отца. Вам все ясно?»
Томас согласно закивал и отодвинулся от лица мужчины — его седые, расширяющиеся книзу бакенбарды щекотали ему нос. Продавец удовлетворенно кивнул — он снял с себя всю ответственность на тот случай; если мальчик вдруг убьет себя. Мистер Эдгар прихватил Томаса сзади за шею и потрепал — просто удостовериться, что намек понят.
Последний отцовский подарок Томас получил, когда заканчивал учебу, незадолго до смерти старика, — это был роскошный набор коллекционных выдвижных ящиков, изготовленных не где-нибудь, а у самих Брэйди, в Эдмонтоне. Когда Томас увидел их, у него перехватило дыхание: это были самые дорогостоящие ящики из всех, что можно купить за деньги. Обычно на деньги такие и не купишь. В артели Брэйди — отца и сына — их не продавали кому попало: необходимо было произвести впечатление на Брэйди-старшего наличием личных связей, тогда он сам мог предложить сделать для вас набор ящиков. Это была замысловатая игра, в которой многие оставались ни с чем: их список знаменитостей оказывался изрядно потрепанным, а репутация — подмоченной.
Но вот перед ним — набор ящиков от Брэйди, специально для Томаса.
«Просто помни — я всегда буду гордиться тобой, Томас, чем бы ты ни занимался».
Отец положил руки на плечи Томаса, края его век покраснели. Томас впервые увидел такое сильное и искреннее проявление чувств со стороны отца, и он поклялся в эту минуту, что никогда не будет скрывать от собственных детей своей привязанности к ним. Мистер Эдгар умер месяц спустя. Врач сказал, что у него было слабое сердце.
Грусть, возникшая в душе, пока он лежал в гамаке, удивила его. Он давно не вспоминал об отце. Ему скрутило живот, и боль отозвалась под ребрами. Отец очень любил парк. А теперь и Софи открывает для себя все прелести его тенистых тропинок и укромных полянок. В своем письме она также пишет о дружбе с Агатой, с которой ей всегда весело, — очевидно, у этой девушки дар приносить людям радость. А еще Софи упоминала об отставном военном, капитане, с которым познакомилась в церкви. Какой-нибудь славный старик-вдовец, предположил Томас, который добродушно покровительствует Софи в отсутствие ее мужа и отца.
Чувство вины утихало, как и боль в животе. С ней все будет хорошо, подумал он. Она сильная и так любит независимость.
Он снова обратился мыслями к гигантской бабочке с раздвоенным хвостом, которую надеялся заполучить. А что, если он найдет только одну? Ему бы не хотелось убивать ее сразу, но он понимал, что в противном случае она повредит себе крылья и, соответственно, станет бесполезной в качестве образца. Будет ли он ее продавать? Или подарит Музею естествознания во имя науки? Наука. Его бросило в дрожь. Чем больше различных образцов Томас собирал, тем явственнее осознавал, как ему далеко до того, чтобы называться настоящим ученым. Эрни с Джорджем делают это очевидным для него каждый день — и не всегда намеренно. Многие из пойманных экземпляров ему приходилось идентифицировать по книгам, тогда как Джордж узнавал их сразу, никуда не заглядывая. Еще в музее Томас сосредоточенно изучал шкафы с чешуекрылыми, но их таксономические названия категорически не желали оседать в памяти, чем приводили его в отчаяние. Он все еще любитель, хоть и заработает сколько-то денег на продажах образцов.