Полет бабочек

Она поворачивается и видит Томаса на том же месте, где оставила его, — он опустился на землю и теперь сидит с закрытыми глазами, прислонившись спиной к дереву. Софи идет к нему и вдруг осознает, что впервые за последнее время его лицо кажется таким расслабленным. Даже уголки губ тронуты подобием улыбки. Он исцелился, думает она. Вот и все, что ему было нужно, — одна прогулка по любимому парку.

Софи бежит к нему со всех ног, и, услышав шуршание юбок, хруст веток под ее ногами, он резко открывает глаза. Пристально смотрит на нее. Этот взгляд останавливает ее на полпути. Неужели он сердится на нее? Она чувствует себя немного виноватой за то, что нарушила его покой. Вторглась на его территорию. Она замирает на месте и с напускным весельем произносит:

— Ну, как мы себя чувствуем, уже лучше?

И тут же жалеет, что выбрала этот покровительственный тон.

— Как ты себя чувствуешь, Томас, тебе лучше?

Она ждет, что он будет смотреть в сторону, вопреки ее надеждам. Но он поднимает на нее глаза, и взгляд его смягчается. А потом — она не уверена; но ей так кажется — он слегка кивает.

— Дорогой!

Она бросается к нему на шею. Ожидает, что он последует ее примеру. Щекой она чувствует, как горит его лицо; она уже не помнит, каким жарким может быть тело другого человека. Но он остается неподвижным, и Софи слишком поздно понимает, что совершила ошибку. Она отодвигается от него. Томас заливается румянцем, сжимая в руке горсть земли с кусочками коры. И молчит.

Но ведь это только начало, твердит она себе. Начало?

Два дня спустя Софн открывает дверь перед отцом. Чарли Уинтерстоун с важным видом стоит на пороге — несмотря на теплую погоду, в плаще поверх серого костюма и в перчатках. Он снимает шляпу и кивает.

— Софи.

— Отец. Прошу вас, входите.

Она делает шаг в сторону, и он идет мимо нее в переднюю. Она улавливает слабый запах мыла, замечает свежий след пореза от бритвы чуть ниже аккуратно подстриженной бороды.

— А где Томас? — спрашивает у нее отец, кладя шляпу на подставку. — И эта твоя девчонка?

— Мэри, — подсказывает Софи. — У нее сегодня выходной. Чай уже готов.

Она могла бы, не глядя на часы, сказать, что сейчас ровно одиннадцать часов: сколько она помнит своего отца, на любую встречу он прибывает в строго назначенное время — ни раньше, ни позже. Готовя чай, она нисколько не боялась, что он остынет к приходу отца.

В гостиной она наконец отвечает на его вопрос.

— Боюсь, у меня не очень хорошая новость, отец. Томаса вызвали по срочному делу. Утром пришла телеграмма, и ему пришлось ехать в Лондон, чтобы встретиться с кем-то в Музее естествознания.

— О, очень жаль, — говорит он. — Не думаю, что смогу еще раз приехать в ближайшие несколько недель.

Голос его кажется мягким, но глаза смотрят осуждающе. Она ерзает в кресле. Несколько недель. Значит, у нее еще есть время.

— А что отец Агаты? Здоров?

— Да, здоров, я полагаю.

— Ты поблагодарила его за то, что он позволил тебе жить у них так долго? Наверное, мне тоже следует его поблагодарить.

— Не стоит. Вся их семья знает, что мне было с ними очень хорошо.

В этих словах почти нет никакого обмана. Софи много времени проводила в их доме, а рождественские праздники доставили такое удовольствие, которое ей никогда не забыть. В семье Данне царит тепло: это узы, связывающие между собой Агату, родителей и ее младших брата и сестру. Агата нещадно дразнит своих младшеньких, и дом наполняется визгами и воплями, и мистеру Данне ничего не остается делать, как покрикивать на них, чтобы они вели себя тише, но в голосе его никогда не услышишь гнева. Никто из них даже не надеется, что Агата, будучи на выданье и имея успех среди молодых людей, переборет свой необузданный характер. Софи знает, что многие люди, живущие по соседству, неодобрительно относятся к мистеру Данне, к его жене, наполовину цыганке, и к банде их горластых детей, но все они слишком пассивны, чтобы что-то предпринять, и просто молча терпят это семейство.

Мистеру Уинтерстоуну приходится довольствоваться тем, что на вопросы о путешествиях мужа отвечает Софи. Она, как может, придумывает истории, опираясь на письма, которые получала в первое время от Томаса.

— А он нашел свою бабочку? Ту, что сделает его знаменитым?

Он выдвигается всем корпусом вперед, страстно желая услышать ответ. Просто жаждет, думает она.

— Нет, не нашел.

— Понятно, — говорит отец и откидывается в кресле.

Похоже, его жажда утолена. С тяжелым сердцем Софи понимает: это именно то, что отец хотел от нее услышать; он все время ждал, чтобы муж ее хоть в чем-то, но потерпел неудачу.

— По крайней мере, — выдавливает она, — он мне об этом не рассказывал. Но у меня такое чувство, что дело, по которому он уехал в Лондон, может быть как-то связано с этим. Томас не распространяется по этому поводу. Вероятно, он готовится объявить официально, поэтому вынужден хранить молчание.

— Вероятно.

Отец поглаживает рукой бороду, избегая смотреть ей в глаза.