Полет аистов

– А вот что произошло на самом деле, как я это себе представляю. На Райко напали в лесу вечером двадцать второго апреля. Его связали, а потом заклеили рот, чтобы не кричал. Затем сделали длинный разрез грудной клетки. Сердце извлекли безукоризненно, работал высокопрофессиональный хирург. Я бы назвал это первой стадией убийства. Райко умер именно в это время, тут нет никаких сомнений. Пока все делалось тихо и спокойно. Профессионально. Убийца терпеливо и умело вытаскивал сердце. А дальше понеслось. Убийца – или другой человек, вооруженный скальпелем, – набросился на труп и принялся беспорядочно кромсать его, особенно старательно поработав в области лобка, распахав все своим лезвием и чуть не напрочь отпилив член. Это была вторая стадия резни. И, наконец, в лесу есть звери. Они и довершили начатое дело. С учетом того, что тело целую ночь пролежало в лесу среди хищников, его состояние можно считать вполне сносным. Я объясняю этот факт тем, что перед операцией убийца или убийцы нанесли на грудь Райко антисептическую жидкость. Видимо, ее запах и удерживал зверей на почтительном расстоянии в течение нескольких часов.

Вот вкратце таковы факты, мсье Антиош. Что касается того, где именно совершено убийство, думаю, там же, где нашли тело, на куске брезента или на чем-нибудь в этом роде. Отсутствие следов вокруг поляны подтверждает мою гипотезу. Стоит ли говорить вам о том, что в данном случае речь идет о самом ужасном преступлении, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться. Николичам я сказал всю правду. Они должны знать. Жестокость эта, словно лужа крови, растеклась по всей стране и породила все эти россказни, вероятно, знакомые вам по местным газетам. Со своей стороны я не хочу ничего комментировать. Я просто стараюсь забыть этот кошмар.

Стукнула дверь. До меня донеслись голоса цыган, бешеная музыка и запах чеснока. Вошла женщина в бирюзовом платье, держащая в руках поднос с бутылкой водки и газированной водой. Когда она поставила его на круглый столик рядом с моим креслом, ее серьги тяжело звякнули. Я отказался от спиртного. Она налила мне какой-то желтоватой жидкости, напоминавшей цветом мочу. Джурич налил себе стопку водки. Мое горло пересохло, словно его обожгло огнем. Я залпом осушил стакан газированного напитка. Потом подождал, пока женщина закроет за собой дверь, и сказал:

– Несмотря на столь варварский характер преступления, вы полагаете, что речь может идти о хирургической операции с целью извлечения сердца Райко?

– И да, и нет. Да – потому что были соблюдены и определенные хирургические правила, и относительная стерильность. Нет – потому что имеются кое-какие несоответствия. Все происходило в лесу. Между тем извлечение сердца требует исключительно стерильных условий. Их невозможно обеспечить под открытым небом. Но главное – «пациент» должен находиться под наркозом. А Райко находился в сознании.

– Что вы хотите сказать?

– Я взял пробу крови. Никаких следов седативных препаратов. Грудную клетку вскрывали по живому. Райко умер от боли.

Я почувствовал, как у меня по спине потекли струйки пота. Выпуклые глаза Джурича пристально смотрели на меня из-за толстых стекол очков. Казалось, он наслаждался эффектом, произведенным его последней фразой.

– Умоляю, доктор. Объясните все, наконец.

– Кроме отсутствия в крови обезболивающих препаратов, есть и другие признаки. Я уже говорил вам о следах на плечах, запястьях, бедрах и лодыжках. Скорее всего, это были ремни, кожаные или резиновые. Затянутые достаточно сильно, они глубоко врезались в ткани, когда тело корчилось от боли. Рот его был заклеен тоже не обычной лентой. Это был в высшей степени клейкий материал. Когда я делал вскрытие, примерно через восемнадцать часов после смерти Райко, на подбородке и на щеках уже выросла щетина: волосы у покойников продолжают расти примерно в течение трех суток. А вокруг губ кожа осталась гладкой. Почему? Да потому, что, снимая липкую ленту, убийцы выдрали волоски на этой части лица. Следовательно, они полностью обездвижили свою жертву и позаботились о том, чтобы она не издавала ни звука. Словно мучители хотели насладиться ее страданиями, ощутить их и без помех поковыряться в трепещущей плоти. Наконец, расскажу вам о том, что я обнаружил во рту Райко. Цыган от боли откусил себе язык. Он задохнулся оттого, что обрывок языка и вытекающая кровь закупорили его горло. Такова правда, мсье Антиош. Эта операция – извращение, чудовищное зверство, план которого мог зародиться только в больном мозгу, затуманенном безумием и расизмом.

Я продолжал настаивать на своем:

– Тот факт, что донор находился в сознании, делает сердце непригодным для пересадки, или нет? Я имею в виду: могут ли болевые судороги нарушить функции органа?