Я выбрал красное кресло с потрескавшимися деревянными подлокотниками. Джурич некоторое время неподвижно стоял напротив меня. Мне вполне хватило времени, чтобы его рассмотреть. Он излучал необыкновенное очарование. У него было красивое темное, как кора дерева, лицо с мягкими правильными чертами. Из-за толстых стекол очков в черепаховой оправе его зеленые глаза казались выпуклыми. Джурич явно выглядел старше своих сорока лет. По его смуглой коже разбегалось множество морщинок, а густые волосы, поседев, отливали серебром. Впрочем, кое-какие признаки выдавали скрытую в нем силу и энергию. Мощным бицепсам было тесно в рукавах рубашки, а верхняя часть тела, если приглядеться, имела абсолютно нормальные пропорции. Милан Джурич уселся за письменный стол. За окнами все сильнее лил дождь. Я начал с того, что выразил восхищение превосходным французским доктора.
– Я учился в Париже. Окончил медицинский факультет Сорбонны, на улице Сен-Пэр.
Он умолк, потом снова заговорил:
– Мсье Антиош, оставим любезности. Что вам нужно?
– Я приехал поговорить с вами о Райко Николиче, цыгане, которого убили в апреле этого года в лесу под Сливеном. Мне известно, что вы производили вскрытие. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
– Вы из французской полиции?
– Нет. Однако эта смерть, быть может, имеет непосредственное отношение к тому расследованию, которое я сейчас веду. Вы не обязаны мне отвечать. Но позвольте мне рассказать вам мою историю. Тогда вы сможете сами рассудить, достойна ли внимания моя просьба.
– Слушаю вас.
Я поведал ему о том, что со мной приключилось: о необычном поручении Макса Бёма, о смерти орнитолога, о тайнах, окружающих его прошлое, о том, с какими странными вещами мне пришлось столкнуться в путешествии – о двух болгарах, которые тоже интересовались аистами, о периодически возникавшем «Едином мире»...
За все время моего рассказа карлик даже глазом не моргнул. А в конце спросил:
– И при чем тут смерть Райко?
– Райко был орнитологом. Он следил за перелетами аистов. Я убежден, что за птицами скрывается какая-то тайна. Тайна, которую наблюдавший за ними Райко, возможно, раскрыл. И эта тайна могла стоить ему жизни. Подозреваю, доктор Джурич, что мои предположения кажутся вам безосновательными. Но вы делали вскрытие. Вы можете сообщить мне новые, более точные данные. За десять дней я проехал уже три тысячи километров. Остается еще примерно десять тысяч. Сегодня вечером, в одиннадцать часов, я сяду в поезд до Стамбула. В Софии только вы один еще можете мне что-то рассказать.
Джурич уставился на меня, потом достал пачку сигарет. Предложил мне, я отказался, и тогда он зажег свою сигарету огромной хромированной зажигалкой, распространявшей сильный запах бензина. На мгновение нас скрыла друг от друга завеса синеватого дыма. Потом он равнодушно спросил:
– И это все?
Я почувствовал, как во мне вскипает гнев.
– Нет, доктор Джурич. В этом деле есть еще одно совпадение, правда, оно не относится к птицам, зато вызывает изрядное беспокойство: Максу Бёму когда-то сделали пересадку сердца. И этот человек с донорским сердцем не имел медицинской карты и не был зарегистрирован ни в одном медицинском учреждении.
– Так, вот мы и приехали, – произнес Джурич, стряхивая пепел в широкую вазу. – Должно быть, вам сказали о похищении сердца Райко, и вы решили, что речь идет о нелегальной торговле человеческими органами или вообще бог знает о чем.
– Ну и...
– Бредни. Послушайте, мсье Антиош. Я не намерен вам помогать. Я никогда не стану помогать человеку не моего племени. Однако я вам кое-что объясню, чтобы облегчить свою совесть. – Джурич открыл ящик стола и достал несколько сколотых листков. – Вот отчет о вскрытии, составленный мной двадцать третьего апреля девяносто первого года в Сливенской гимназии, после четырехчасового обследования тела Райко Николича. В моем возрасте подобные воспоминания обходятся слишком дорого. Я приложил немало усилий, чтобы написать этот отчет по-болгарски. С тем же успехом я мог написать его по-цыгански. Или на эсперанто. Его никто никогда не читал. Вы ведь не понимаете по-болгарски? Тогда я вам его перескажу.
Он схватил листки, снял очки. Как по волшебству, его глаза стали вдвое меньше.