Поле сражения

Первым на съезде выступил Черепахин. Мужики его не шибко слушали, ждали, что скажет Дмитрий Александрович Машарин – ему хлеб покупать, но тот сидел нахохлившись, говорить не рвался, не поймёшь: будет ставить дело или тоже переждать хочет. Мужики шептались, пока офицер говорил о победах и задачах новой власти, но потом стали прислушиваться: Черепахин понёс такую несуразицу, что на уши не лезла.

– Временное Сибирское правительство объявило мобилизацию. Под знамена нашей армии должны встать все, кому дорога честь и слава России. Кровавой большевистской диктатуре приходит конец, ещё одно усилие – и доблестные сибирские полки возьмут красную Москву. Для этого усилия нужны солдаты. А на сегодняшний день мы уже имеем факты дезертирства. Бывшие фронтовики, заражённые большевистским духом, бегут в леса и сманивают с собой молодёжь. Вы, славные представители лучшей части нашего крестьянства, должны разъяснять всем важность мобилизации и всячески искоренять дезертирство. Ваши сыновья и родственники первыми добровольно должны пойти в ряды нашей армии, защищающей кровные интересы крестьянства.

– А пахать-сеять кто будет? – выкрикнули в зале.

– Кого защищать, еслив всех крестьянов на войне перебьёте?

– Неправильно это!

– Но голодными наши сыновья, наша армия воевать не сможет, – продолжал, не слушая выкриков, Черепахин. – Поэтому в недельный срок надо рассчитаться с налогами и недоимками в размерах, установленных ранее, за все прошлые годы, за этот год и за время совдеповщины. Это является первой и самой главной задачей новой уездной власти, самоуправления, которое вы сегодня выбираете.

– У-у! Чё захотел!

– Так мы нагишом останемси!

– Сда-дим!

– Выкуси!

– Ти-ха! Господа делегаты! Кое-где в Сибири поднимают головы банды недобитых большевиков. Они грабят крестьян, убивают наших солдат и офицеров, издеваются над мирным населением. Они хотят вернуть на ваши шеи красную совдеповщину. И если вы будете вести подобные разговоры, то могут и вернуть. У нас в уезде, слава богу, никаких банд нету и не будет. А если кто услышит что, немедля сообщайте нам, вылавливайте сами бандитов и дезертиров и решайте по своим крестьянским обычаям…

Черепахин говорил долго, но ничего путного более не сказал. За ним стали говорить другие уездные тузы, тоже воду в ступе толкли, и каждый призывал высказываться господ делегатов.

– А чё сказывать? – крикнул, поднявшись с лавки, известный всему уезду земледелец Заворов, квадратный, «что положь, что поставь», заросший до самых глаз смоляной бородищей мужик. – Кого говореть? Надо, стал быть, сделам! Нам Советы ни к чему. Окромя налогов надо пожертвования сделать на армию. Кто сколь даст. Я верно говорю. Кого там?

Про братьев Заворовых («Бог чёрта имечком метит») ходила дурная слава, будто не один загулявший приискатель бесследно исчез в притрактовых заворовских заезжих домах и трактирах, не один купец, ездивший на их почтово-пассажирских тройках, назад не возвращался. Но к голосу Заворовых надо прислушаться – не дуры, ой, не дуры!

Покрасовался на помосте и нойон Сократ Улаханов, уездный бурятский царёк.

Был он грамотный, начитанный, книги из самой Москвы выписывал. Инородцы почитали его шаманом и боялись, что может он напустить на скотину и болезнь, и мор, но может и вылечить.

Одевался Сократ Болдонович по-русски, как барин какой, широкое лицо светится приветливо, тепло – ни дать ни взять начищенный медный таз, глаза умные, ласковые.

– Нам красная грабительская политика совсем ни к чему, – вкрадчиво, без акцента говорил он, – нам работать надо, торговать надо. У хозяев сегодня масла девать некуда, творог киснет, завтра хлеб пойдёт, там, глядишь, убойнина поспеет. А мира нет, и торговли нет. Всё пропадает. Вот и выходит, что надо помочь власти, чем только можем. У меня недоимок нету, налог сдам, и сдам больше, чем надо. И про пожертвования господин Заворов верно сказал – дело это хорошее.

Улаханов всегда сдавал больше, чем надо. Он и большевикам не пожилился отвалить целых полторы тысячи пудов зерна, даже на своих телегах отправил в Иркутск.

В уезде его считали трусливым и недалёким, как всех инородцев, а он и от этого выгоду свою знал. Власти с удовольствием шли ему навстречу, если задумывалось Сократу Болдоновичу прикупить новых машин или взять в аренду с полсотни десятин приказной земли. Сколько земли он пользовал на самом деле, никто не знал, так как без всяких документов он за долги отбирал у своих соплеменников и пашни, и пастбища, и сенокосные угодья. Только косил он чуть ли не всю Бурятскую степь да ещё прихватывал огромные таёжные чистки, куда посылал на всё лето работников. Постоянно у него батрачило больше сотни человек, а сколько их было в страдную пору, знал только он сам – все окрестные улусы и деревни работали у него, потому что платил он лучше русских хозяев, к нему же стремились и все смутные люди с дороги – спрячет, никто не найдёт.