Поле мечей

— О, думаю, что об этом можно не волноваться. Мои всадники хорошо умеют убеждать. — С этими словами Брут спокойно взглянул на развевающийся над головой флаг города Рима.

Светоний как можно незаметнее взглянул в сторону Яникула. Флаг на холме все еще развевался! Он раздраженно прикусил губу, раздумывая, не лучше ли будет еще раз вытащить из кармана красную тряпку — для надежности. Что они там, заснули? Или, что более вероятно, засели с его деньгами в каком-нибудь захудалом кабачке и напиваются до умопомрачения. Ему казалось, он видит даже, как на вершине холма движутся люди. Неужели они просто не заметили его сигнала? Светоний украдкой оглянулся и снова засунул руку в глубокий карман, и в этот момент заметил взгляд Юлия — заклятый враг с легкой улыбкой наблюдал за ним так, словно понимал и заранее предвидел каждую мысль. Рука Светония бессильно повисла, а сам он замер, болезненно ощущая, как и лицо, и шея неумолимо покрываются пунцовым румянцем.

Октавиан лежал в высокой траве рядом со своим конем. Мощная грудь умного животного тихо вздымалась — казалось, жеребец намеренно старался дышать медленно и неслышно. Легионеры месяцами тренировали верховых лошадей, чтобы те умели долгое время находиться в неестественном для них состоянии засады; зато теперь достаточно было положить на морду животного руку, чтобы оно послушно затихло до следующей команды. Сейчас всадники внимательно наблюдали, как бандиты едва ли не кубарем катятся с Яникула, и Октавиан невольно улыбнулся, по достоинству оценивая прозорливость Цезаря. Он вычислил, что если кто-то останется недоволен результатом выборов, то, вполне вероятно, постарается опустить флаг Рима. Хотя уловка сама по себе весьма примитивна, последствия ее могли оказаться поистине катастрофическими. Граждане тут же устремились бы обратно в город, а результаты выборов пришлось бы объявить недействительными. Следующее голосование состоялось бы не раньше чем через месяц. Кто знает, что произойдет до тех пор?

Октавиан подпустил бегущих разбойников поближе, а потом вставил ногу в стремя и едва заметно свистнул. Конь поднялся. Весь отряд — двадцать человек — последовал его примеру; всадники вскочили в седла еще до того, как кони полностью поднялись.

Убегающим бандитам со страху померещилось, что на них из земли внезапно налетела полностью вооруженная кавалерия. Семеро отчаянно запаниковали: кто бросился ничком на землю, а кто моментально поднял руки, сдаваясь. Октавиан, не позволяя налетчикам отвлечься, вытащил из ножен меч. Вожак с обреченным видом следил за его действиями, а потом отчаянно сплюнул.

— Ну давай, прикончи нас, — не удержался он.

Несмотря на внешний фатализм, разбойник прекрасно видел и понимал позицию всадников и, когда все пути к отступлению оказались отрезанными, почувствовал даже некое облегчение. Он слышал, что на короткой дистанции человек иногда способен обогнать лошадь, однако, глядя на мощных лоснящихся коней отборного отряда, трудно было даже представить себе такое.

Как только у налетчиков отобрали оружие, Октавиан отстегнул от седла шлем и надел его. Плюмаж слегка развевался на ветру, делая юношу выше ростом и придавая ему внушительный и даже несколько устрашающий вид. Сам он очень гордился приобретением и считал, что не зря потратил на него почти половину месячного жалованья. Бандиты смотрели на своего победителя с немым ужасом, ожидая, когда он отдаст приказ зарезать всех до одного.

— Не думаю, что против вашего хозяина можно будет выдвинуть обоснованное обвинение, — заговорил Октавиан.

Вожак снова сплюнул.

— Не знаю никакого хозяина, солдат, кроме денег, — проворчал он, и лицо его неожиданно приобрело хитрое выражение: прощелыга явно почувствовал, что назревает нечто интересное.

— Но ведь позволить ему выйти сухим из воды даже без добротной взбучки было бы просто нечестно, разве не так? — Октавиан старался казаться невинным и в то же время всеведущим.

Налетчики кивнули. Даже самые тупые уже начали понимать, что убивать их никто не собирается.

— Если ты нас отпустишь, я смогу разыскать этого человека, — предложил вожак, изо всех сил стараясь не позволить себе надеяться на избавление. Выросшему в городе человеку лошади казались чем-то ужасающим. Он ведь даже не представлял, насколько они огромны, и сейчас то и дело вздрагивал, стоило одной из них заржать или хотя бы фыркнуть.

Октавиан подбросил в воздух небольшой кошелек, и разбойник с готовностью поймал его, а потом, взвесив в руке, отправил в глубокий карман.

— Сделайте дело профессионально, — напутствовал Октавиан и отвел коня в сторону, открывая пленникам дорогу. Проходя между всадниками, те даже попытались отсалютовать, а потом, боясь оглянуться, поспешно направились к городу.

Еще не проголосовали последние сотни избирателей, а Юлий уже знал, что и он сам, и Бибул получили должности консулов. Сенаторы тут же начали виться вокруг обоих, словно пчелы, а на толстой физиономии Бибула появилось настолько забавное озадаченное выражение, что трудно было сдержать улыбку.