Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне

БОБ быстро определила «национальную» принадлежность танков: ее офицер под видом дипломата прошелся по Фридрихштрассе на восточноберлинской стороне границы, прислушиваясь к русской речи экипажей. Когда Клей полностью убедился в том, что танки советские и экипажи — тоже, а не восточногерманские, он объявил на пресс-конференции, что их присутствие подтверждает советскую ответственность за действиями восточногерманской полиции[964]. В 17.55 по берлинскому времени Клей позвонил президенту Кеннеди с обычным докладом и сообщил, что больше никакие попытки помочь гражданскому населению перейти границу в Восточный Берлин не будут предприняты до понедельника, 30 октября[965]. Тем временем количество советских танков явно увеличилось. Что случилось потом — неясно. Одни источники, включая самого генерала Клея, утверждают, что около 23.00 по берлинскому времени Клею позвонили по открытой линии. Билл Грейвер был в Центре срочных операций. Военный помощник Клея взял трубку, услышал знакомый выговор, выходца из Новой Англии, побагровел и передал трубку своему шефу. Это был голос президента Кеннеди. Как рассказывал Грейвер, Клей сначала сообщил, что все спокойно. Потом он добавил, что ему только что сообщили о движущейся колонне, правда, на Фридрихштрассе они еще не появились. «Я позвоню, если это произойдет», — сказал Клей[966].

Согласно ответу из госдепартамента, «других записей этого разговора найдено не было»[967]. Однако КГБ подтверждает оба звонка. Доклад КГБ был направлен Шелепиным 31 октября в Центральный комитет КПСС. Первая часть доклада посвящена тому, как Клей охарактеризовал ситуацию президенту и обещал ничего не предпринимать до понедельника. Кеннеди спросил, что делают британцы и французы на пропускных пунктах. Клей всерьез ответил: «Французы... посыпают своих людей через пропускные пункты с военным эскортом. А англичане уже пятнадцать лет предъявляют удостоверения личности». В 23.00 Кеннеди порекомендовал «посылать только людей в униформе, пока мы не услышим нового от Томпсона». Генерал согласился и сказал: «Еще семь советских танков подъехали к пропускному пункту. Я думаю, мистер президент, что это игра на нервах». Кеннеди выразил уверенность, что у Клея крепкие нервы[968].

Около полуночи 27 октября на Фридрихштрассе было тридцать советских танков, однако наутро они стали разъезжаться. Нет ни одного документа, который объяснил бы, каким образом кризис был разрешен. По расхожей американской версии Клей и США «одержали внушительную победу»[969]. Однако победа американцев была скорее кажущейся, нежели реальной. 23 декабря восточногерманские пограничники потребовали, чтобы американские гражданские лица, сопровождавшие коменданта Берлина, генерал-майора Альберта Уотсона II — он ехал на встречу с представителями СССР в Карлсхорсте — предъявили свои удостоверения. Уотсон запретил им это сделать, и ему не разрешили въехать в Восточный Берлин. Он ответил тем, что не пустил полковника Андрея Соловьева, советского коменданта, в Западный Берлин. 30 декабря Соловьев заявил, что сожалеет о действиях американцев, однако не согласился с тем, что восточные немцы выполняли приказ[970].

Решение Уотсона не пускать советского коменданта в Западный Берлин стало причиной дипломатического скандала, продолжавшегося в 1962 году. Аппарат КГБ в Карлсхорсте докладывал 13 марта советскому руководству в Берлине о том, французский комендант Жан Лаком был замещен Эдуаром К. Тулузом из-за мягкой позиции Лакома в отношении американского коллеги. Французские власти были «недовольны действиями американцев, которые нарушили принцип «общей ответственности» и попытались командовать своими английскими и французскими союзниками». В докладе говорится, что когда американцы попросили генерала Тулуза не пускать советского коменданта во французский сектор, тот ответил отказом, заявив, что должен «доложить об этом во французское посольство в Бонне»[971].

Вопрос о положении коменданта оставался малопонятным до лета 1962 года, когда Советы вообще отменили пост советского коменданта. В очередном докладе КГБ от 7 сентября, основанном на информации источников «друзей» из MfS и аппарата в Карлсхорсте, сказано, что «упразднение советской комендатуры было с беспокойством встречено во властных кругах Западного Берлина»[972]. Тем временем гражданские американские чиновники продолжали посещать Восточный Берлин, однако предъявляли дипломатические паспорта.