Поле битвы

Хоть дачник едва оправдал те деньги, что заплатил за место, Аня вновь ему позавидовала. Он повздыхал, собрался, пожелал удачи и ушёл – он плохо торговал, но был сам себе хозяин. Она отпускала товар, считала деньги, а мысли текли независимо, сами собой: случись всё по иному, переведись муж не на Украину, а в то же Подмосковье, уйди он с лётной работы раньше, не надорви сердце… Работала бы она не у Джабраила, а по специальности, учила детей, читала им Пушкина, Есенина… А по выходным в лёгких босоножках в платье или сарафане, с открытыми плечами, спиной вот так же уверенно приходила на базар, небрежно перебирала бы петрушку, торговалась, презрительно суживала глаза. А эти все… от которых она сейчас зависела, смотрели бы ей вслед и не смели… не смели прикоснуться, слово грубое сказать белой женщине, русской женщине, которую… Которых, они так сильно, животно хотят, больше всего на свете, больше своей независимости, сильнее своей веры. Кто, кто, а Аня это отлично знала.

Все эти сослагательные мысли промелькнули в считанные секунды и вновь вернулась душная реальность, в которой возник запыхавшийся Джабраил:

– Аня, твой сосэд совсэм ушёл? Давай мэста объединим, твоё и Зары. Поработай за двоих. С нэй совсэм плохо, я «скорую» вызвал. Не знаю, возьмут ли её бэз прописки… опять дэньги давать нада… Ты, что после пяти часов продашь – всё твоё… пожалуйста Ань, – Джабраил не просил, он умолял.

Ведь он фактически бросал товар, вынужденный целиком положиться на совесть Ани. Видимо, то же он сказал двум другим продавщицам. Но в то же время, то что он всю послепятичасовую выручку оставлял Ане, означало подтверждение его утреннего распоряжения – сегодня она должна спать с Рауфом. Именно за выход во «вторую смену» он позволял ей оставлять вечернюю выручку себе, сверх обычной дневной оплаты.

Так получилось, что Джабраилу положиться больше оказалось не на кого. Рауф слишком молод и бестолков, а старшие сыновья находились в отъезде. Братья мотались на старом «ГАЗике» по близлежащим российским областям, скупая по дешёвке всё, что в данный момент поспевало на крестьянских подворьях и огородах. Потом они со смехом рассказывали, как «накалывали» русских «колхозников». Сыновья Джабраила вообще любили хвастать. Отец, напротив, был весьма сдержан и часто их обрывал. Но если его рядом не оказывалось, те хвастали без удержу перед младшим братом и наёмными продавщицами, не сомневаясь, что те, как истые «хохлушки» терпеть не могут «москалей». Из их рассказов Аня знала, что братья, если не могли сойтись в цене с какой-нибудь одинокой бабкой, просто грозили спалить ей дом, зная, что русские старухи ввиду бедности, малодетности, или бездетности совершенно беззащитны и патологически боятся остаться без крыши над головой, казалось сама смерть их пугала куда меньше. Таким образом, сыновьям Джабраила очень часто зелень и овощи доставались почти задаром. Позднее в августе братья, объединившись с земляками, перехватывали на подступах к Москве узбеков с виноградом, молдован с яблоками… и действуя теми же методами, запугивая, а если не помогало, то и конкретно… заставляли продавать весь товар по дешёвке. Всё это знала Аня, а москвичи покупатели удивлялись, почему всем, что растёт в Средней Азии, Молдавии, Украине… торгуют только азербайджанцы. Знала Аня и как они же становятся хозяевами волгоградских помидоров и астраханских арбузов, знала, но сказать не могла, не имела права, да по большому счёту, никто особо и не интересовался, этой, казалось, бьющей в глаза несуразицей.

Успехи таких «операций» кружили братьям голову, служили основой их высочайшего самомнения, заносчивого поведения по отношению к наёмным продавщицам. Двух других они просто третировали, могли и побить, если, например, заподазривали, что те припрятывали выручку, или не достаточно споро сбывали товар. И спали с ними они обычно за бесплатно, или за дешевые подарки. Аня находилась под покровительством отца, и они не решались обращаться с ней так же беспардонно. По замыслу Джабраила Аня должна была это ценить. Она и ценила, потому как зарабатывала в два – два с половиной раза больше её совершенно бесправных подруг. Хоть те тоже работали допоздна и во «вторую», но они не были так красивы, как Аня и чересчур сильно «гыкали», что самым непосредственным образом сказывалось на выручке.