Покушение в Варшаве

– Дух свободы, противления всякой попытке угнетать и порабощать есть особенность нашего народа. Он резко противостоит холодной, грубой природе москалей, которые любят – уясните себе это, – любят подчиняться чужой воле, именно потому что лишены своей. Если Польша – совокупность воль свободных людей, может быть, не всегда нами верно направляемых, иногда противоречивых, но постоянно движущихся к самовыражению. То наши враги полностью лишены личностного начала. Они ничто без единой воли верховного самодержца…

– Но почему так? – подал с места голос молодой человек в кирасирской форме. – Ведь мы близки по крови. А так непохожи. Когда они надломились?

Профессор обеими руками взъерошил волосы на висках.

– Думаю, все дело в монголах, которые когда-то поработили их и смешались с ними. И вот уже ваше: «близки по крови», – становится абсолютно неверным. Они по-татарски дики, раболепны перед царем, как перед богдыханом, воинственны и жестоки. Причем азиатски жестоки. Всплески благородства у них – явление случайное и временное, оно обусловлено лишь каплей-другой общей с нами крови, которая ненадолго может пробиться из-под спуда и засиять на солнце, но будет неизбежно погребена под наплывами векового рабства и унижения. Из-за пережитой когда-то боли они уже ничего не чувствуют. Жалеть их?

Собравшиеся молодые люди застучали по полу ногами, выражая крайнее неодобрение.

– Можно и пожалеть. Но только после того, как мы освободимся. От нас может исходить их свобода. Не наоборот. Царь Александр оскорбил нас, предписав нам закон и якобы даровав конституцию. Напомню, у нас она уже была. У нас отняли, а не даровали права. И в любом случае не русскому царю диктовать нам юридические акты. Он все поставил с ног на голову. Это мы можем просвещать и призывать их к свободе, ибо более цивилизованны.

Гул одобрительных голосов поднялся среди слушателей.

– Но почему так? – настаивал кирасир. – Мы недовольны отдельными офицерами, особенно из окружения великого князя. Но в целом они люди, как люди. Мы только не желаем ходить под их командой. Хотим обратно земель, которые они отняли. Не можем терпеть над собой чужого ига, как и они когда-то не потерпели татар. Но так сказать, чтобы все русские были плохи, по-человечески плохи, я не могу.

Настырный попался! На кирасира зашикали товарищи.

– Я не сказал: «плохи», – терпеливо пояснил профессор. – У себя дома, если заставить их работать на своих бесплодных полях, может быть, они хороши. Но, думаю, они дики. Не ценят свободу. Ни свою, ни чужую. Потому что в их нехитрой повседневности она им просто не нужна. Это слишком сложная для них вещь. Они понимают только крайности: абсолютная вольница, иди ломай кабаки и сворачивай несогласным головы, грабь, убивай, забирай чужое. Вот их свобода. Или же полное подчинение верховной власти – растворение в ней. Слияние собственной воли с волей господина. Как у насекомых. Попробуйте обидеть пчел – закусают до смерти. Но сказать, чтобы каждая отдельная пчела понимала, почему нацелила жало, тоже нельзя.

– А я слышал, что императора Александра порицали сами русские, – подал голос молодой человек, сидевший в первом ряду. Анна с ужасом узнала своего сына Александра. – Получается, русские считали его отщепенцем? Не хотели повиноваться, раз он делал что-то, не совпадающее с их представлениями?

Профессор вытер круглые очки.

– Интересный вопрос в рамках рассматриваемой темы. Заметьте, царь дал конституцию нам, а не своим подданным. Да еще заявил, что они к ней пока не готовы. Прав он был? Без сомнения. Хотя и обидел этих убогих до крайности. Я бы сказал, до сердечного озлобления. Они ему не простили. Он как бы выпал для них из поля национального духа. И сколько бы они внешне ни преклонялись перед ним, царь Александр стал чужим, непонятным, а значит, враждебным для большинства русских. О, это очень тонкий момент, друзья мои, позвольте заострить на нем ваше внимание.

Молодежь, пустившаяся было обсуждать Александра I и недостатки его конституции, смолкла.

– Видите ли, Бог подарил людям полную свободу воли. У нас с русскими эта особенность реализуется по-разному. Смею предположить, что дело в религиозных конфессиях. Но о религии лучше расскажут священники, которые вас посещают…

«Тут бывают и священники, – отметила Анна. – Интересно, что они читают?»