Покушение в Варшаве

Принц тоже улыбнулся, как-то мягко и доверчиво. Взял девушку за руку и повел в круг танцующих. Кто бы мог подумать! Он брал уроки?

– Кого вы пригласили в учителя? – язвила Катя. – Иогеля?

Юноша смутился. Он лучше говорил по-итальянски, чем по-французски. К счастью, Бенкендорф дал своим падчерицам хорошее образование. «Долбите, девки, языки, – повторял он, когда бывал чуть во хмелю, то есть терял внешнюю холодность и проникался доверием ко всему миру. – Сказать не могу, как мне это пригодилось!» Среди пяти диалектов итальянский не был главным. Но сестры хорошо пели, и Катя, пользуясь фрагментами арий, могла кое-что объяснить.

– Я танцевал по нарисованным на полу фигурам.

– Ладно, – снисходительно бросила девушка. – Буду вас поправлять, если нужно. Кто же был вашей партнершей?

Принц смутился еще больше.

– Мешок с шерстью, – выдавил он.

Катя заливисто расхохоталась.

– То-то я и смотрю, вы так мягко держите руку. Неужели у вас на родине не танцуют?

– Отчего же? – обиделся Хозрев-Мирза. – Но мужчины и женщины – раздельно. Особенно красиво, когда дервиши крутятся. Но на них в этот момент не принято смотреть.

– Почему?

– Невежливо.

Катя снова засмеялась.

– А женщины?

– Женщины танцуют много. Особенно в больших гаремах. Их специально учат этому искусству. Другие играют на инструментах.

Катя задумалась: «Смогла бы я так? Всю жизнь в затворе?»

Принц пожирал ее глазами.

– Я заслужил вашу похвалу?

– Вы заслужили еще один танец.

Хозрев-Мирза испугался. Ничего, кроме мазурки, он не разучивал. Тем временем настал час «горелок», и по властному кивку Лизаветы Андревны Жорж, исполнявший в данном случае роль старшего брата, вступил в круг, не без труда обогнал резвого, как серна, принца, к которому Катя так и шла в руки, и решительно взял ее за запястье.

– Мадемуазель, вы больше не танцуете.

– Георгий Александрович, – едва не вспылила девушка. – Кто вам позволил?

Но Жорж вовсе не намерен был с ней ссориться. Он поклонился и прошептал:

– Не позволил, а приказал. Ваша матушка. Подчинитесь ей, иначе мы все не избежим грозы.

Катя быстренько перестала на него дуться, поняв, что «сводный братец» скорее спасает ее, чем хочет навредить, и благоволила отдать ему остаток танца.

– Вот вам, от Оленки, – вытащив из-за пояса записку, невинно прикрытую цветами, сообщила она. – Спрячьте. Ну что вы, как остолоп! Готовы здесь же прочитать! Двигайте ногами. Держите подбородок прямо. Что за горе такое!

Жорж еле дождался окончания танца и проводил Катю к матери.

– Довольна? – вопросила Лизавета Андревна. – Позоришь нас и позоришь! Совсем от зависти помешалась. Сестра замуж идет, так ты места себе не находишь. Порола я тебя мало. Отец не давал. Все призывал вас без ремня воспитывать. Оленку можно было. Машу – туда-сюда. Но ты… Вернется, я ему покажу, чем дети без розги становятся!

Тем временем Жорж развернул заветный листочек. «Пригласите меня», – было выведено со всей возможной аккуратностью. Ни имени, ни подписи. От кого угодно, кому угодно. Оленка еще прибегла к печатным буквам. Конспиратор!

Жорж оглянулся и увидел вторую из девиц Бибиковых возле ее бабушки. Та победно рассматривала залу, словно считала по головам всех присутствующих внуков. Пятьдесят штук. Кому неясно, что она – пуповина всего московского родства? Всякому дому кума ли, сватья ли, теща ли, свекровь ли. С ней не шути.

– Ну что, девка? Отхватила жениха из первостатейных и рада? – вопросила старуха. – А что сестру обидела, о том и заботы нет? Не по обычаю. Глядит-ка, как Катька бесится! Хоть за басурманина скакнуть готова. Даром что чужого закона, зато принц!

Оленка слушала вполуха. Князь Белосельский остался в Петербурге. Да и не мил он ей вовсе… Но вот был же другой, о котором девушка и думать не думала, пока Катя не спросила. Что будет, когда отец узнает?

Мадемуазель Бибикова нашла глазами Жоржа и слегка подняла руку в белой перчатке до локтя. Ей страшно тяжело далось движение пальцев, точно она помахала ему или поманила к себе.

Молодой человек тотчас понял, приблизился и пригласил на котильон. В меру быстрый, но есть минутка и слово сказать.

Полковник Александер тем временем решил покинуть зал и освежиться в смежном, где почти не было народу. Стоило ему взять с подноса лакея стакан ледяной воды – где они только ее охлаждают? – как к нему подошел доктор Мирза-баба, с которым Джеймс был хорошо знаком еще в Тебризе.

– Мне нельзя говорить с вами, – быстро прошептал тот. – Вы всегда были добры к нам. Не сердитесь, что мы не отдаем вам визиты вежливости. Приставленный к нам офицер сказал: «Мы принимаем вас, британцам нечего в это мешаться. Если хотите идти, то с вами пойдет полицейский капитан». Мы практически под замком и можем покидать дворец, только когда нас куда-то ведут.

«Ничего удивительного в сложившейся обстановке», – подумал Джеймс. Но вслух выразил негодование.