Надо сказать, что, хотя Вольф и считал Грейфе не в меру чванливым, в душе, как, впрочем, и многие другие эсэсовские чины, тайно завидовал тем, кто работал в VI управлении. Что бы ни говорили о важности и всех других служб, но разведка есть разведка. Даже такой закоренелый службист, как он, Вольф, видел в ней какую-то романтику и недоступный всем прочим шарм. Да и что уж тут говорить: люди Шелленберга работали в лайковых перчатках, ездили в мягких вагонах, от них пахло хорошими, дорогими сигаретами, импортным коньяком, они вращались в кругах и в обществе, куда живодерам и висельникам, подчиненным отделам Д или IVB2, вход был закрыт во все времена. Правда, когда кто-нибудь из этих вылощенных болтунов в конце концов попадал за колючую проволоку спецлагеря, костоломы отдела Д с особым рвением воздавали ему за его прошлую роскошную, как им всем казалось, жизнь. Но это было очень слабой компенсацией за разницу условий их служб. Ведь в застенках и бараках отдела Д заканчивали свой жизненный путь лишь очень немногие подчиненные бригаденфюрера Шелленберга.
— Коллега Грейфе, извините за то, что вынужден отрывать вас от ваших важных дел, но служба обязывает, — входя в кабинет Грейфе, обратился к нему Вольф. — Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — вставая из-за стола, ответил на приветствие Грейфе. — Мой дорогой! Всегда рад вас видеть!
— Я только что был у обергруппенфюрера и получил от него задание подобрать для вас группу русских. Но шеф так торопился, что не успел сказать мне ничего конкретного. Вот я и нагрянул к вам, — объяснил цель своего визита Вольф.
— И очень правильно сделали, дружище, — сразу сообразил, о чем идет речь, Грейфе. При этом не без удовольствия подумал: «Ну как же, времени у шефа не было. Рассказывай. И от меня ты тоже не многое узнаешь». — Но что же, так уж прямо сразу о делах? Работаем бок о бок, а видимся, можно сказать, раз в год! Нет, не угостить вас рюмкой доброго «Камю» я просто не имею права. Прошу вас, дорогой Вольф, располагайтесь за этим столом, полистайте журналы, их доставляют сюда со всего света, а я немедленно распоряжусь.
Вольф не стал отказываться от угощения и лишать себя удовольствия хоть немного побыть в столь приятной для него обстановке. Он уселся в мягкое кресло и взял в руки свежий номер «Лайфа». А Грейфе нажал кнопку звонка и вызвал адъютанта. И когда тот беззвучно, как привидение, появился в дверях, негромко сказал:
— Эгерт, откройте и принесите все то, что нам вчера доставили из Лиона.
Эгерт так же бесшумно удалился, а Грейфе подсел за столик к гостю.
— Работаем, работаем, и выпить чашечку кофе с хорошим человеком некогда, — потирая руки, с сожалением проговорил он. — У вас ведь и своих дел, я знаю, хватает через край. А тут еще чужие заботы…
— Что поделаешь. «Рес ностра агитур»[1] — говорили еще древние, — в тон хозяину ответил Вольф. — Так для чего вам понадобились эти русские? И какие?
— Для чего, дружище? Мне пока и самому не очень хорошо известно, — ушел от ответа Грейфе. — Но какими они должны быть — это я представляю себе достаточно четко. Простите, но я не знаю, что все же по этому поводу говорил вам обергруппенфюрер?
— Немногое. Очень немногое. В основном то, что они должны быть преданы фюреру и рейху, — коротко ответил Вольф.
— Конечно, это главное, — поспешно согласился Грейфе. — А подробности мы сейчас с вами определим точно.
В кабинет вошел Эгерт и прикатил изящный сервировочный столик на колесиках, на котором стояла уже открытая бутылка коньяка, широкие, с толстым дном бокалы, в небольшом блюдце сливочное масло, открытая банка сардин, порезанная ломтиками консервированная ветчина, оливки, белый хлеб. Немного в стороне ото всего этого великолепия лежала нераскрытая пачка фирменных сигарет «Кэмел».
— Кофе — как прикажете, — сказал Эгерт.
— Спасибо, мой милый. Я позвоню, — разливая коньяк, кивнул адъютанту Грейфе. — Итак, за встречу!
— Хайль Гитлер! — поняв, что и Грейфе не собирается с ним откровенничать, поднял бокал Вольф.
— Хайль Гитлер, — охотно поддержал Грейфе.
Они выпили. И Вольф сразу же налег на закуску. Грейфе, дав ему возможность спокойно прожевать пару бутербродов, снова налил примерно на одну шестую коньяк в бокалы.
— И все же за встречу! — повторил он.
— За встречу! — согласился на сей раз Вольф.
А когда он поставил пустой бокал на стол и принялся за сардины, Грейфе, чтобы не терять времени, начал объяснять ему, каких русских он ждет от отдела IVB2.
— Было бы идеально, дружище, если бы отобранные вами кандидатуры были не старше тридцати пяти лет, — начал он. — Желательно — пообаятельнее. Вы же понимаете, что человеку с обаятельной внешностью всегда легче расположить к себе окружающих, чем какому-нибудь угрюмому, даже и очень опытному специалисту…