Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары

Самое обидное, что у президента не было ни малейшей возможности привлечь общественное внимание к более положительным аспектам митинга, повернув ситуацию таким образом, что любое усиление экстремизма после 10 декабря было бы встречено дружным «бу-у-у». Интересно, понимали ли те, кто пришел с табличками вроде «Ничего такого. Просто за честные выборы», на один митинг с радикальными оппозиционерами, что президент не сможет не дать один жесткий ответ на всех, потому что любое движение навстречу самому добродетельному посылу на этом митинге будет подразумевать, пусть и формально, признания в высшей степени нежелательные для имиджа страны в глазах мирового сообщества, и, в конечном итоге, ненужные самим же этим людям. Надо полагать, теперь, когда более реальным вариантом развития событий представляется экстремизм, многие из тех, кто не призывал на Болотной к свержению власти, согласились бы вообще замять эту историю с выборами — ну, знаете, в последний раз — и просто подарить ОМОНу цветы. Отсюда вывод: не лезь на митинг с такими внутренними противоречиями как неуверенное христианство. Но вообще я удивлен: там было что-то похоже на humility русского человека или мне померещилось? Сдается мне, только так и можно победить. Тогда же родилась идея, что основная проблема русского западничества в начале XXI века — найти Запад, она вселяла тревогу еще потому, что можно было ошибочно решить, что Запад — это где-то на западе, хотя его там уж след простыл.

Вероятно, мы наблюдаем конец социалистической cause. Сейчас эти ребятки совершат какую-нибудь ошибку, которая будет настолько немыслимой по масштабу своего идиотизма и степени ugliness и при этом очевидной всем и каждому, что вся глубинная сущность этого движения, вернее, то, до чего оно докатилось к началу XXI века, вскроется и зафиксируется в памяти людей на долгие и долгие годы. Понятия «идеализм» и «полазить по баррикадам, как в мае 68-го» будут наконец-то и навсегда разделены; молодые бунтари, которым требовалось полсекунды умственного труда, чтобы осознать себя как борцов против капитализма, теперь, скорее, потратят уйму времени на поиск качественно новых способов разрешения недостатков, только чтобы не приближаться к социализму на расстояние пушечного выстрела. По-видимому, на наших глазах заявило о себе последнее поколение, которое еще считало прикольным поставить свое лицо на портрет Че Гевары, но еще не вполне готово взять в руки настоящее боевое оружие. То, что их звездный час заключался в том, чтобы получить по голове РОВНО за то, что они помогали завести свои идеалы в трубу, думая, что за свои убеждения стоит пострадать, останется в истории как главная характеристика. Меры противодействия, примененные к ним, были вынужденными и, в целом, соответствующими их поведению, хотя и не приемлемы далее — но, благодаря им, 90 процентов людей сплотятся в поиске качественно новой парадигмы мировосприятия, основанной на традиционных христианских ценностях. Те же, кто пожелает продолжить распространять свое самоуничтожение на всех людей, уйдут в подполье, где их убеждения потребуют от них все более усиливающихся форм отступления от всех морально-этических норм, в результате чего им будет выделено глубоко маргинальное положение в человеческом сообществе нового типа.

Каннский кинофестиваль станет официальным прибежищем для террористов, каким он и выступал почти что с самого своего основания под прикрытием крупного мирового киносмотра. В 2025 году, когда будет отмечаться юбилей «Догмы», в Аду развесят веселые флажки и транспаранты («Dogma: 30 Years Bringing Out the Worst in People»). Наверху в этот момент самой популярной киноведческой литературой будет книга «200 французских режиссеров, более талантливых, чем Годар», написанная на русском языке.

Самое интересное, что под всем этим процессом «Дом» Олега Погодина расходился по торрент-треккерам, получая отзывы тысяч людей, которые до того момента даже не слышали о таком фильме (такая судьба была и у «Неподебимого» в конце 2008-го — начале 2009 года).

ТИНКЕР-ТЭЙЛОР — 18 ДЕКАБРЯ

Сначала фильм заваливает деталями быта, но потом их становится так много, что почти невозможно уследить за всеми деталями, которые имеют внесюжетное значение, — быт, становясь сверхнатуралистическим, становится символом. Все эти детали не случайны, как в старых фильмах из Восточной Европы, где режиссеры находили реальность на улице и превращали ее в символ, и больше мало что умели, помимо этого. Этот режиссер свою реальность не находит, а конструирует, и вот это определение для фильма — конструктор.