Похождения скверной девчонки

Она опоздала на несколько минут. На ней был замшевый костюм сиреневого цвета, туфельки и сумка из черной крокодиловой кожи, шею украшала нить жемчуга, на пальце сверкал бриллиант. Через руку перекинут серый плащ, а в руке зонтик того же цвета, из той же ткани. Да, товарищ Арлетта сделала большие успехи. Она не поздоровалась со мной, не улыбнулась, не протянула руки — просто села напротив, закинула ногу на ногу и с ходу принялась меня отчитывать:

— В тот вечер ты вел себя так глупо, что я никогда тебе этого не прощу. Ты не имел права заговаривать со мной, не имел права хватать меня за руку, не имел права обращаться ко мне как к своей знакомой. Ты мог скомпрометировать меня. Неужели трудно сообразить, что и тебе тоже следовало притворяться? Неужели у тебя совсем нет мозгов, Рикардито?

Она осталась прежней. Мы не виделись четыре года, и ей даже не пришло в голову спросить, как у меня дела, что я все это время делал, хотя бы улыбнуться, одарить ласковым словом. Она решала свои проблемы, и, кроме себя самой, ее ничего не интересовало.

— Ты очень красивая, — сказал я, от волнения с трудом подбирая слова. — Еще лучше, чем четыре года назад, когда ты звалась мадам Арну. И такой красавице я готов простить и грубые слова, которыми ты встретила меня в тот вечер, и теперешнюю сварливость. Кроме того, если хочешь знать, я до сих пор в тебя влюблен. Да, влюблен. Несмотря ни на что. До потери рассудка. Может, еще больше, чем прежде. Помнишь зубную щетку, которую ты оставила мне на память в нашу последнюю встречу? Вот она, смотри. С тех пор я повсюду таскаю ее с собой, да, вот здесь, в кармане. Я стал фетишистом — из-за тебя. Спасибо, что ты такая красивая, чилийка.

Она даже не улыбнулась, но в ее глазах цвета темного меда мелькнул, совсем как в прежние времена, насмешливый огонек. Она схватила щетку, осмотрела и вернула мне, пробормотав:

— Не пойму, о чем это ты.

Она без тени смущения позволяла себя разглядывать и сама тоже внимательно меня изучала. Мой взгляд медленно скользил по ее телу, сверху вниз: задержался на маленьких ушках, полускрытых прядями светлых — теперь уже светлых — волос, потом на шее, на руках, очень ухоженных, с длинными ногтями, покрытыми лаком натурального цвета, потом на коленях. Мне показалось, что нос у нее чуть заострился. Я взял ее руки в свои и стал целовать, она не противилась, но сидела с хорошо мне знакомым равнодушным видом — без малейшего намека на взаимное чувство.

— Скажи, а ты всерьез угрожал мне в тот вечер? — спросила она наконец.

— Очень даже всерьез, — ответил я, целуя один пальчик за другим, каждый сустав, потом — ладонь. — С годами я стал таким же, как ты. Понял: чтобы добиться того, что хочется, все средства хороши. Это твои слова, скверная девчонка. А хочу я, как ты отлично знаешь, только одного — тебя.

Она высвободила руку из моих ладоней и погладила меня по голове, взъерошив волосы. В этой полуласке, которую я знал по прежним временам, промелькнуло что-то похожее на теплоту.

— Нет, ты на такое не способен, — сказала она приглушенно, словно сожалея, что в характере моем имеется такой изъян. — А вот то, что ты до сих пор меня любишь, — это, наверное, правда.

Она заказала чай со scones[65] и объяснила, что муж очень ревнив и — это хуже всего — ревнует ее к прошлому. Он пытался хоть что-нибудь разнюхать и вообще ведет себя как дикий зверь, выслеживающий добычу. Поэтому ей надо всегда быть начеку. Если бы в тот вечер он заподозрил, что мы знакомы, устроил бы кошмарную сцену. Остается только надеяться, что я по недомыслию не проговорился Хуану Баррето, кто она такая… Не проговорился?

— Знаешь, я бы при всем желании не смог выдать эту страшную тайну, — успокоил я ее. — Потому что, если честно признаться, до сих пор и сам ведать не ведаю, кто ты такая.

И тут она рассмеялась. И не стала сопротивляться, когда я сжал ее голову ладонями, притянул к себе и наши губы соединились. Мои целовали ее алчно, нежно, стремясь передать всю накопившуюся во мне любовь, ее оставались бесчувственными.

— Я хочу тебя, — прошептал я ей на ухо, покусывая мочку. — Ты никогда не была такой красивой. Я люблю тебя, я люблю тебя всей душой и хочу всем телом. Эти четыре года я день и ночь мечтал о тебе, любил тебя и хотел тебя. И еще — проклинал. Каждый день, каждую ночь не переставал проклинать.

Она очень быстро, двумя руками оттолкнула меня.

— Наверное, ты последний мужчина на всем белом свете, который умеет говорить женщинам такие вещи. — Она весело улыбалась, разглядывая меня, словно редкое насекомое. — Господи, какие глупые красивости ты несешь, Рикардито!

— Мало того, что я их несу! Куда хуже другое — я и вправду все это чувствую. Из-за тебя я веду себя как герой сериала. И запомни: никогда я не говорил ничего подобного никому, кроме тебя.

— Нас никто и никогда не должен видеть вместе, — заявила она, внезапно переменив тему и уже совсем другим тоном — очень серьезно. — Не хватает только, чтобы муж устроил скандал. Он страшно ревнивый. Ладно, теперь мне пора идти, Рикардито.