Сотня гостей растеклась по просторным комнатам и крытой галерее, перед которой простирался огромный сад с подсвеченным изразцовым бассейном. Эти люди более или менее соответствовали тому, что я слышал от Хуана Баррето: очень английское общество, в которое были допущены и некоторые лошадники-иностранцы, как, например, хозяин дома синьор Арности или моя экстравагантная соплеменница, выдающая себя за мексиканку. Гости успели как следует выпить, и казалось, хорошо друг друга знают и пользуются неким зашифрованным языком, разговаривая главным образом о лошадях. Когда я присоединился к группе, где царила миссис Ричардсон, из общей беседы я понял, что некоторые из них, в том числе скверная девчонка с мужем, совсем недавно летали в Дубай на личном самолете какого-то арабского шейха, чтобы присутствовать на открытии нового ипподрома. Принимали их там по-королевски. Кстати об отношении мусульман к алкоголю: чуждаются его только бедняки, а, скажем, лошадники из Дубай и сами пили, и гостей угощали изысканными французскими винами и шампанским.
Как я ни старался, за весь вечер мне не удалось хотя бы парой слов перемолвиться с миссис Ричардсон. Всякий раз, когда я, соблюдая известные приличия, подруливал к ней, она под тем или иным предлогом ускользала: ей надо пойти с кем-то поздороваться, взять что-нибудь в буфете, в баре, срочно пошушукаться с приятельницей… Я ни разу не обменялся с ней даже беглым взглядом. Она не могла не заметить, как настойчиво преследуют ее мои глаза — и упорно отводила взор или вообще показывала спину. Хуан Баррето определил совершенно точно: ее английский был очень примитивным, порой даже невразумительным, чудовищно неправильным, но разговаривала она так эмоционально и с такой убежденностью, с такой симпатичной латиноамериканской напевностью, что получалось не только выразительно, но и весьма мило. Не находя подходящих слов, она бойко помогала себе жестами и мимикой — то есть устраивала забавный и кокетливый спектакль.
Чарльз, племянник миссис Стабард, оказался замечательным парнем. Он сообщил мне, что благодаря Хуану начал читать книги английских путешественников, побывавших в Перу, и задумал провести отпуск в Куско и совершить trekking[63] к Мачу-Пикчу. Теперь вот уговаривает Хуана присоединиться к нему. А если и я пожелаю поучаствовать в этой авантюрной затее — welcome.
Примерно часа в два ночи, когда гости начали прощаться с синьором Арности, я вдруг почувствовал прилив отчаянной смелости — вероятно, свою роль тут сыграло и выпитое в большом количестве шампанское, — я внезапно покинул пару, которая расспрашивала меня о работе переводчика, и ускользнул от своего друга Хуана Баррето, который в четвертый или даже пятый раз за вечер тянул меня в небольшую комнату полюбоваться выполненным в полный рост портретом великолепного коня по кличке Беликосо (Непобедимый) из конюшни хозяина дома. Итак, я пересек зал и приблизился к группе, в которой находилась миссис Ричардсон. Я резко схватил ее за руку повыше локтя и, улыбнувшись, заставил выйти из круга. Она посмотрела на меня сердито, скривив рот, и впервые за все время нашего знакомства я услышал от нее ругательство:
— Пусти меня, fucking beast, — процедила она сквозь зубы. — Пусти, из-за тебя у меня будут большие неприятности.
— Если ты не позвонишь мне по телефону, я сообщу мистеру Ричардсону, что ты уже была замужем во Франции и что тебя разыскивает швейцарская полиция, потому что ты опустошила тайный счет месье Арну.
Я сунул ей в руку бумажку с номером телефона. Оправившись от минутного замешательства, она засмеялась, широко распахнув глаза, и лицо ее вновь засияло безмятежностью.
— Oh, my God! You are learning,[64] пай-мальчик! — взяв себя в руки, воскликнула она профессионально любезным тоном.
И вернулась к маленькой группке, из которой я ее так грубо выдернул.
Я был на сто процентов уверен, что она не позвонит. Ведь я опасный свидетель того прошлого, которое ей хотелось любой ценой перечеркнуть, иначе она не вела бы себя так, не избегала бы меня весь вечер. И тем не менее два дня спустя в квартире Хуана Баррето в Эрлз-Корт раздался телефонный звонок. Было совсем рано, и мы перебросились лишь парой слов, потому что, как и в прежние времена, она предпочитала отдавать приказания.
— Жду тебя завтра в три в отеле «Рассел». Знаешь, где это? На Рассел-сквер, недалеко от Британского музея. И пожалуйста — английская пунктуальность.
Я пришел на полчаса раньше назначенного часа. У меня взмокли ладони, и я тяжело дышал. Трудно было выбрать место удачнее. Старый отель belle epoque с фасадом и длинными коридорами в помпезном восточном стиле выглядел полупустым, особенно бар с высоченным потолком и обшитыми деревом стенами. Столики были расставлены очень редко, некоторые прятались за перегородками, толстые ковры скрадывали шум шагов и разговоров. За стойкой одинокий бармен листал «Ивнинг стандард».