Та колония издавна не принадлежала к числу благоденствующих. Слишком часто звери в ней гибли. То охотник незаметно подкрадывался, то хищник. И виной всему было ущелье, рассекавшее гору вблизи от тарбаганьего поселения. И охотники и хищники, понимая свою выгоду, всегда появлялись из ущелья неожиданно. И всегда слишком поздно раздавался сигнал тревоги.
Теперь же на самом почти повороте появился сторожевой пост. Кадыру со своего свежего бутана было отчетливо видно, кто идет или едет по ущелью.
В первый же день он заметил на дороге вооруженного человека. Он засвистел, сосед сигнал его принял и передал дальше. Колония всполошилась.
Когда человек вышел на открытое место, он с удивлением посмотрел на тарбаганью деревню. Что за странность? Сколько он ходил здесь, всегда видел тарбаганов, удирающих в норы, а теперь пусто — словно вымерли все.
Человек пошел по дороге дальше. Кадыр высунулся, убедился, что пешехода уже почти не видно, и просигналил: все, можно выходить! Тарбаганы стали вылезать.
Так и повелось с тех пор. Кто бы ни приближался, Кадыр замечал его первым. Вскоре звери в колонии так к этому привыкли, что, для того чтобы узнать, можно ли, например, отправиться на небольшую прогулку, просто смотрели на Кадыра: если он спокоен, смело отправлялись. Они перестали быть нервными и пугливыми, и жизнь их потекла счастливо.
А охотники удивлялись: отчего тарбаганы такие осторожные? Никак к ним не подкрадешься!
Когда наступил сентябрь и пришло время готовиться к зимней спячке, одно тарбаганье семейство, к которому Кадыр в свободное время наведывался в гости, оказалось настолько радушным, что пригласило его переспать зиму у них — в большой, теплой спальне. На зиму — это не на часок, можно и в нору пустить, сделать исключение.
Конечно, эти звери поступили правильно. Во-первых, и самим теплее. А во-вторых, это же каждому понятно, нельзя допустить, чтобы такой ценный тарбаган, как Кадыр, целую зиму коченел в одинокой норе. Кадыра надо беречь.
БЫЧОК ИЗ КОНСЕРВНОЙ БАНКИ
Полузанесенную песком консервную банку с уцелевшим еще названием некогда хранимого в ней продукта он считал своею личной собственностью и в последнее время все чаще тревожился о ее сохранности. Он приплывал к ней по нескольку раз на дню, касался губами жестяного бака и, медленно шевеля плавниками, подолгу оставался на месте. Потом, как бы убедившись в надежности этой своей недвижимости, лениво потягивался, зевал, широко открывая большой рот, и не спеша отправлялся осматривать окрестности.
Тут ему обязательно что-нибудь попадалось: щепочка, камешек, обломок раковины, красный червячок, без толку мотающийся из стороны в сторону, слизняк или обрывок прошлогодней водоросли. Съедобное, если оно не слишком ретиво проявляло желание жить, он съедал. К несъедобному приближался с заметным раздражением: ведь мусор портит местность, придавая ей дикий, отпугивающий вид.
Иногда он пробовал отмести в сторону все эти камешки и щепочки. Начинал пылко, но через минуту усердие пропадало — он как бы забывался. И тогда тихо оседал на свое место потревоженный ил…
Одиночество вскоре надоедало. Оставив банку на произвол судьбы, он присоединялся к знакомой компании, которая разыскивала поживу или просто нежилась на мелководье, где посильней припекало солнце. Однако и такое достойное времяпрепровождение стало быстро надоедать. К тому же оно нагоняло странное раздражительное настроение. Как-то он даже подрался с одним типом, который явился на сбор в неприлично темном одеянии и с вызывающей оранжевой бахромой на спинном плавнике.
Схватка была короткой. Они сшиблись, подняли тучу мути, напугали честную компанию, которая бросилась врассыпную, а затем, безуспешно поискав друг друга в серой непроглядности, помчались в разные стороны. Причем наш герой, унося на боку свежую рану от зубов противника, полетел прямехонько к своей банке: поражение почему-то усилило его беспокойство о ней.
Пожалуй, именно возле нее он ожидал найти своего ярого обидчика. Но возле банки — никого. Поплавав немного вокруг, он успокоился.
После этого случая бычок больше не решался оставлять свое имущество. Перекусит червяком или зазевавшейся мелкой рыбешкой и спешит взгромоздиться на плоское донышко банки. Казалось бы, удобное, располагающее к дремоте положение, да только не для него! Ему мерещились нападающие.
Мимо проплывали всего лишь праздные незнакомки одного с ним племени. Да ведь кто их знает, на что они способны! Чтобы показать им, что он тут не зря находится, беспокойный собственник каждый раз ощетинивался и рычал. Они удалялись, не удостоив его вниманием, он же от пережитого волнения буквально задыхался и хватал ртом огромные порции воды.
Как-то в полдень причудливая тень, не похожая ни на что, закрыла солнце. На рыбу, нелепо примостившуюся к неуместному в воде жестяному изделию, пристально глянули беспощадные глаза человека.