«Но зачем ты бросил чепец на песок?» — вопросили птицы, жабы и ящерицы.
А разве я не имел оснований? Разве каждый раз, когда чепец надевался, мое достоинство супруга не терпело чувствительного удара? Разве она не выставила меня на посмешище? Должно, что ли, почитать за счастье, когда из тебя делают паяца, шута, козла отпущения? Я, в сущности, защитник чести и добродетели. Когда она пустилась в погоню за чепцом, то решила убить и себя, и свою честь, и свою добродетель. Трижды самоубийца, во всем виновная!
— Ха-ха, — смеялись птицы и звери. — Ха-ха, — смеялся ветер в диких травах.
И никто в целом свете не вступился за меня.
Все четыре животворные стихии ополчились против, все мертвое и живое восстало противу меня. Каждый человек в этом мире — от мала до велика, красивый и безобразный, белый, черный, желтого или оливкового цвета, — каждый, увидев меня, скажет не раздумывая: его надо травить и преследовать. Города, большие дома, хижины, весь род человеческий — все против меня. При виде любого обиталища надо бежать, бежать!
Но ведь я не убийца!
Что толку? Кто мне поверит? Мою жену нигде не отыщут. Последний раз ее видели со мной на прогулке. А найдут чепец возле дамбы — вот вам лучшее неопровержимое доказательство моей вины. Но это не так! Я не убийца. Неужели нас никто не видел? Неужели некому засвидетельствовать в мою пользу?
Взмах крыла, легкое прикосновение к щеке. Это ты, благой мой спутник, белый голубь! Ты подтверждаешь, что я не убийца.
Я взглянул на плечо. Увы! Там сидел не белый голубь, а черная птица. Скорее всего, ворон. И он сказал: ты преступник, убийца!
И с тех пор сидит ворон на моем плече. И сейчас сидит. Разве не видите, милостивые господа?
(— Наконец-то! Признание по всей форме, не допускающее никаких фарисейских уловок, — торжественно возвестил советник и окунул перо в чернильницу, дабы подписать протокол. — Лазеек нет. Ты сам предал себя палачу и расстрелом не отделаешься, «Uxoricidium — убийство законной жены. Четвертование с предварительным отсечением правой руки».
— Постойте, есть серьезное возражение, — прервал князь. — Женоубийство implicite[61] констатируется, не отрицается, более того, benevole[62] признается. Имеется важный закон, декларированный одним святым королем. Венгерским, но тем не менее святым. Sanctus Ladislaus Rex. Его максима, священная для всего католическо-хрнстианского мира. гласит: уличит муж в неверности жену свою и убьет, ответ за сие держит он перед господом.
— Да, пагубный лиходей, тебе небось и не снилось, что сам король Ласло вытащит тебя за волосы из limbus.[63] Ergo «fiat piscis».[64] Причислим и это к знаменитым деяниям святого Ласло.)
Часть одиннадцатая
ВО ВЛАСТИ ДЬЯВОЛА
Рыцари козла
Настала ночь. Местность, в которой я очутился, пользовалась дурной славой: сборный пункт ведьм и злых духов. Когда тьма сгустилась, принялись блуждающие огоньки на болотных кочках танцевать нечто вроде менуэта. Темнота зловеще зашумела, засвистела; слеталась стая ведьм препротивной наружности — с волосней на подбородке, с бородавками на носу. Они принеслись на конях, если так можно назвать белесых призраков. Каждая ведьма привязала своего скакуна к сухой ветке, и болтались в воздухе расплывчатые мужские силуэты, стуча пятками. А ведьмы держали совет: сообщали друг другу о мрачных своих подвигах за день.
Первая похвасталась:
— Одну влюбленную дуру я с помощью красного чепца заманила в зыбучие пески. Жаль, муженьку ее удалось удрать.
Тогда набросились на нее другие ведьмы и принялись колотить плетками-семихвостками: зачем, дескать, ее мужа упустила!
— Оставьте меня, — возопила бедная жертва, — он еще свое получит.
Я от ужаса всем телом прижался к земле. Заговорили ведьмы о перспективах грядущего дня. Надобно большой торговый караван, следующий из Герцогенбуша в Антверпен, отдать на разграбление «рыцарям козла».
Мне часто доводилось слышать об этих таинственных и беспощадных злодеях, закадычных друзьях дьявола, которые считались пострашней гайдамаков. Правда, ничего определенного о них не знали, ибо после нападений рыцарей козла даже грудных детей в живых не оставалось, и банда исчезала неведомо куда. И поскольку сыщики никогда не могли отыскать ни следов, ни концов, жители предпочитали думать, что все истории о разбоях этих рыцарей — досужий вымысел.
Потолковали ведьмы, посовещались, и вдруг самая безобразная огляделась, повела носом, поморщилась:
— Запах какой-то непонятный.
— Человек поблизости, — встревожилась другая.
— Эх, может, тот красавчик, которого я упустила в зыбучих песках, — вздохнула третья. — Попадись он мне только!
Я уткнулся в папоротник и мох со всей предосторожностью, но тут черная птица на моем плече забила крыльями, словно подавая знак.
— Там кто-то есть, — закричали ведьмы. — Сейчас мы его пощекочем!
Поняв, что дело плохо, я собрался с силами, стряхнул с себя наваждение и воскликнул:
— Коль бог за нас, кто против нас?