Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта

Чего мы добились своими рассуждениями? Объявить авантюриста свободным человеком — значит «объяснить темное еще более темным», и только. Попробуем ориентироваться точнее. Гуго фон Хабенихт предстает перед судом и добровольно признается (правда, с определенной целью) в двадцати двух капитальных преступлениях. Собственно говоря, на протяжении всего романа Гуго излагает и комментирует свои греховные деяния. Кто такой Гуго фон Хабенихт? У него много имен, званий, занятий, он разбойник, многоженец, вундердоктор, колдун, фальшивомонетчик, пират, магараджа, артиллерийский офицер… в сущности, дилетант, если иметь в виду интересный и широкий смысл термина. Вот одна искомая константа занимающего нас психологического типа. Авантюрист всегда дилетант, он знает массу вещей поверхностно и ничего не желает изучить досконально. Глубокое знание требует усидчивости и покоя, что противоречит экзистенциальной сущности авантюризма — вечной подвижности и вечной неожиданности следующего часа, дня, недели. Но есть и более веское основание дилетантизма: изучить нечто досконально — значит сделать это «нечто» исключительной целью своих поисков, значит постоянно о нем думать, значит вступить с ним в продолжительную связь и придать этому «нечто» реальность, оторванную от собственного эгоцентрического бытия. И еще: серьезное отношение к вещи или живому существу предполагает, во-первых, изоляцию объекта из его окружения; во-вторых, разъятие объекта на составляющие, то есть аналитику, то есть убийство. В самом деле — если бы люди не умирали, врачи никогда бы не знали анатомии (к лучшему, возможно). Телескоп убивает романтику луны, увеличительное стекло — красоту эпидермы притягательной женщины. Подвижные глаза понимают капризную иллюзию всего, неподвижные — холодную реальность отдельной вещи. Дилетантское всезнание авантюриста подтверждает его первоначальную веру в Случай, Игру и Метаморфозу как в априорные космические доминанты. Однако авантюрист проводит время в обществе крайне смешанном, и ему необходимы разные практические познания, которые носят зачастую самый необыкновенный характер. Главарь гайдамаков предлагает Гуго нырнуть с края глубокой расселины в подземное озеро и достать шелковый платок своей дочери — Гуго претендует на ее руку. Прыжок требует не только отчаянной смелости, но и наблюдательности. «При свете брошенного в шахту пучка соломы, — говорит Гуго, — распознал я на дне озера темно-синие слои, напоминающие очертанием луковицы, а уж это верный признак соляной копи. Не трудно сообразить, что зловещая гладь внизу — соляное озеро, где человек не утонет». Итак: художник созерцает, ученый анализирует, авантюрист наблюдает. Наблюдательность можно назвать незаинтересованным визуальным вниманием. Наблюдатель никогда не спрашивает, «что это?», а просто запоминает, «как это функционирует, действует, живет, умирает…» Далее: поскольку авантюристу в силу его опасной и беспокойной жизни часто случается играть роль аутсайдера, отщепенца, бандита или заключенного, он приобретает много курьезных, полезных и весьма секретных познаний. Гуго может приворожить любую женщину, может сколько угодно выпить и не опьянеть, умеет избавиться от кандалов без всякой посторонней помощи и т. п.

Однако все вышеизложенное никак не приближает нас к пониманию Гуго фон Хабенихта в частности и авантюризма вообще. Можно привести следующие веские доводы: во-первых, дилетантизм отнюдь не прерогатива авантюриста, но скорее денди, джентльмена, либертина; во-вторых, «наблюдательность», таким способом трактуемая, — необходимое качество хорошего писателя и психолога; в-третьих, «курьезные и весьма секретные познания» отличают каторжников, обитателей «двора чудес», членов разного рода тайных обществ, не говоря уже о факирах и фокусниках. Постоянные метаморфозы, искусство перевоплощения? Помилуйте, а Шерлок Холмс, а Фантомас? Где все-таки центр пресловутого психологического типа?

Что можно ответить? Проще всего: блуждающий центр недоступен вербальной фиксации. Правильно, зато не очень удовлетворительно, так как в процессе чтения постоянно ощущается сугубая оригинальность героя. Гуго никогда не доводит до конца своих начинаний — ни добрых, ни дурных, хотя он, безусловно, человек решительный и отважный. Он обладает интуитивным чувством дистанции и никогда не превращается в марионетку чужих настроений, замыслов, идей. При этом Гуго никому не навязывает свое настроение и свою волю — стало быть, не стремится управлять театром марионеток. Отсюда абсолютно ровный тон его дискурса — он рассказывает о самых обыденных вещах и о самых невероятных происшествиях увлекательно, подробно и чуть-чуть насмешливо.