Поход за последним «тигром»

— Расскажите, пожалуйста, как удалось Пепеляеву захватить Нелькан?

— Мы шли к Нелькану двадцать дней, в пути съели весь провиант. Генерал надеялся взять в Нелькане красные пароходы, но мы вошли в пустой поселок. Съели бродивших по Нелькану собак и стали пухнуть от голода.

— А генерал Пепеляев смотрел на гибель своих товарищей?

— Генерал отыскал тунгусов и заставил снабжать нас олениной, а сам отправился в Аян. Недели через две из Аяна прибыл транспорт с провиантом, а также отряд генерала Вишневского.

— Этот откуда взялся?

— Из Владивостока, прибыл на пароходе «Томск». Единомышленник Пепеляева.

Строд продолжал допрос, его интересовало не только число штыков в дружине Пепеляева, но и боевой дух, и политическое настроение, и взаимные отношения офицеров, и как обращаются они с рядовыми. Допрашивая, Строд пытался представить себя не только дружинником, но и в роли самого Пепеляева, как и что должен предпринимать этот, недюжинного ума, генерал в таких исключительных обстоятельствах, чрезвычайно занимало Строда.

— У Пепеляева теперь два пути на Якутск: через Амгу и поселок Петропавловский. По какому пути он может пойти?

— В Петропавловском ваши люди, и генерал может послать на них Вишневского, а сам пойдет на Амгу, — пояснил Вычужанин.

— Вы были в Амге?

— Немного не дошел, ночевал в Сасыл-Сысы.

— Что такое Сасыл-Сысы, Джергэ? — обернулся к своему проводнику Строд.

— Лисья Поляна. Там, однако, живет мой приятель.

— Лисья Поляна! Что за название, так и дышит тайгой.

Ни Строд, ни Джергэ, ни красноармейцы не знали, каким ужасом обернется для них маленькая поляна на берегу безымянного озера.

Строд и начальник гарнизона Суторохин созвали военный совет. После долгих споров было решено послать на реку Милю небольшую экспедицию. Если экспедиции удастся вступить в мирные переговоры с Пепеляевым, то следует приложить все усилия для бескровной ликвидации генеральской авантюры. Если нет, экспедиция возвращается в Амгу.

Строд стал спешно готовиться к выступлению, до реки Мили было двести верст, без продуктов, фуража, боеприпасов идти совершенно бессмысленно. Строд приказал сушить сухари, шить палатки, делать походные печки. Накануне ухода красноармейцы обратились к генералу Пепеляеву с письмом. Начиналось оно словами:

«Генерал Пепеляев!..

Общее собрание частей Красной Армии и граждан слободы Амги обращается к вам с настоящим открытым письмом.

До последнего времени мы не придавали особого значения разным нелепым слухам. Нам не хотелось верить, что в недалеком будущем возможно какое-нибудь новое покушение на власть Советов со стороны ее врагов. Нам казалось невероятной и бессмысленной какая бы то ни была очередная авантюра со стороны жестоко разбитой и растоптанной сапогом пролетариата сибирской контрреволюции всех оттенков и направлений…

Разве можно, проиграв генеральное сражение, теперь жалкими частными атаками, с кучкой оголтелых людей восстановить разбитый вдребезги колчаковский фронт?

Никогда, генерал! Забудьте об этом думать! Еще будучи в Харбине, вы оттуда из полосы отчуждения, увидели на далеком севере яркую звезду и решили, что эта ваша звезда — звезда будущих кровавых побед и громкой славы. И вот к вам в Харбин явились волхвы в лице Петра Куликовского, старого, выжившего из ума эсера и двух якутских купцов. Это вскружило вам голову, вы поверили их бреду, решили двинуться походом на Якутию, и даже встреча в порту Аяна с Васькой Коробейниковым не образумила вас…

Мы отлично понимаем вас и открыто говорим: «Жестоко ошибаетесь в расчетах, генерал Пепеляев». Звезда загорелась над Якутией, и эта звезда коммуны, сияющая над автономией, ничего хорошего вам не обещает.

Вся ваша авантюра построена на песке, и вас вместе с вашей дружиной ожидает конец Колчака. Начнете вы за здравие, а кончите за упокой…»

Двадцать четвертого декабря Строд выступил на реку Милю, кроме Джергэ его сопровождал охотник Ефремов, хорошо знавший таежные тропы.

Опять начались переходы по чащобам, с ночлегом под зимними звездами, у костров. Строд — большой охотник до всяких историй — слушал ночь напролет то рассказы проводников, то желчные истории подпоручика Вычужанина.

Подпоручик, больше опьяневший от пищи и усталости, чем от глотка спирта, рисовал словесные портреты своих бывших приятелей — пепеляевских офицеров. Он рассказывал скабрезные вещи о любовных похождениях капитана Энгельгардта, двуличном характере полковника Леонова, начальника штаба всей дружины, о жестокости полковника Андерса.

— Полковник Леонов и Георгия даст, и на шею удавку накинет. У него кожаный пояс с золотыми монетами, кобура вместо кольта ассигнациями набита. А полковник Андерс весь в одном слове — зверь! Помнится, пьяный Андерс детишек допрашивал: «Вы большевики, сукины дети?» — «Большевики, ваше благородие!» — «Красные шпионы вы…» — «Шпионы, ваше благородие!» — «Отправить этих болыпевичков к Адаму…»

— Вы не врете? Вы это взаправду? — строго спросил Строд.

— Голая и святая правда! — перекрестился Вы-жанин.