– Как будто все спокойно, – сказал он, – но мы все-таки полежим здесь во рву и посмотрим.
Так мы лежали около четверти часа, то молча, то перешептываясь и не слыша ничего, кроме плеска воды над устоями моста. Наконец прошла мимо старая хромая женщина с палкой. Сперва она остановилась близко от места, где мы лежали, и стала что-то причитать о том, как ей трудно приходится, и о том, какой длинный путь ей пришлось пройти; затем она пошла по крутому подъему моста. Старуха была так мала ростом, а ночь так темпа, что мы скоро потеряли хромую женщину из виду и только слышали, как звук ее шагов, стук палки да кашель становились все слабее.
– Она, наверное, прошла, – шепнул я.
– Нет, – ответил Алан, – ее шаги все еще глухо звучат по мосту.
В эту минуту послышался голос:
– Кто идет?
И мы услышали, как приклад ружья загремел о камни. Я предполагаю, что часовой раньше спал и что если бы мы попытались, то прошли бы незамеченными. Но теперь он проснулся, и случай был упущен.
– Это нам не удастся, – сказал Алан, – никогда нам это не удастся, Давид.
И, не прибавив ни слова, он пополз прочь через поля. Немного далее, когда мы были вне поля зрения часового, Алан поднялся и пошел по дороге, направляющейся к востоку. Я не понял, зачем он это делает, да едва ли я мог быть чем-нибудь доволен, так меня огорчило только что пережитое разочарование. Минуту назад я видел себя в своем воображении у дверей мистера Ранкэйлора, видел, как я предъявляю ему свои права на наследство, подобно герою баллады. И вот я снова скитающийся, гонимый преступник, который бредет на другой стороне Форта.
– Ну? – сказал я.
– Ну, – отвечал Алан, – чего же ты хочешь? Они не такие дураки, какими я считал их. Нам все еще остается перейти Форт, Давид… Проклятие дождям, питавшим его, и холмам, между которыми он течет!
– А зачем мы идем к востоку? – спросил я.
– О, просто попытать счастья! – сказал он. – Если мы не можем перейти реку, то надо посмотреть, не переправимся ли мы через залив.
– На реке есть брод, а в заливе его нет, – сказал я.
– Конечно, есть брод, – сказал Алан, – но какой от него прок, если он охраняется?
– Но, – сказал я, – реку можно переплыть.
– Можно тем, кто это умеет, – отвечал он, – но я не слышал, чтобы кто-нибудь из нас с тобой был очень искусен в этом деле. Что касается меня, то я плаваю, как камень.
– Я не могу сравниться с вами в умении возражать, Алан, – сказал я, – но мне кажется, что мы худое меняем на еще худшее. Если трудно переплыть реку, то, очевидно, еще труднее переплыть залив.
– Но ведь существуют лодки, если не ошибаюсь, – сказал Алан.
– Да, а также деньги, – возразил я. – Но так как у нас нет ни того, ни другого, они могли бы и не существовать вовсе.
– Ты так думаешь? – спросил Алан.
– Да, – отвечал я.
– Давид, – сказал он, – у тебя мало изобретательности и еще менее веры. Но дай мне только поворочать мозгами, и если мне не удастся выпросить, занять или даже украсть лодку, я сделаю ее!
– Так это вам и удастся! – сказал я. – Но вот что всего важнее: если вы перейдете мост, то мост ничего не расскажет. Но если вы переплывете залив и лодка окажется не на той стороне – кто-нибудь должен был перевести ее, – вся местность будет настороже.
– Полно! – закричал Алан. – Если я сделаю лодку, я создам и человека, чтобы отвезти ее назад! Итак, не приставай ко мне больше с глупостями, а иди – это все, что от тебя требуется, – и предоставь Алану думать за тебя.
Таким образом, мы всю ночь шли по северной части равнины у подножия высоких Окильских гор, мимо Аллоа, Клэкманнана и Кельросса, которые мы обошли. В десять часов утра, проголодавшиеся и усталые, мы добрались до маленького поселка Лимекильис. Это местечко расположено близко к берегу залива, на другой стороне которого виден город Куинзферрн. Над поселками, городом, деревнями и фермами поднимался дымок. Жатва была окончена; два корабля стояли на якоре; взад и вперед по заливу плавали лодки. Все это представляло для меня очень приятное зрелище, и я не мог вдоволь налюбоваться на эти веселые, зеленые, возделанные холмы и на людей, работающих в полях и на море.
Но там, на южном берегу Форта, стоял дом мистера Ранкэйлора, где, я был уверен, меня ожидало богатство. А я стоял здесь, на северной стороне, одетый в бедную одежду чужеземного покроя, с тремя серебряными шиллингами вместо целого состояния; голова моя была оценена, а единственным моим товарищем был человек, приговоренный к смерти!
– О Алан! – сказал я. – Подумай только: там, напротив, меня ждет все, что только может желать душа… Птицы прилетают туда, лодки переплывают – все, кто хочет, могут попасть туда – все, кроме меня! Алан, сердце мое разрывается на части!