– Это правда! – воскликнул Алан и с минуту стоял, теребя рукою губы, как человек в сильном затруднении. – Это чистая правда, – повторил он и вынул шпагу. Но, прежде чем я смог дотронуться своей шпагой до ее лезвия, он отбросил ее и упал на землю. – Нет, нет, – повторял он, – не могу, не могу…
Тут исчезли последние остатки моей злобы, и я почувствовал себя только больным, несчастным, побежденным. Я едва понимал, что делаю. Я готов был отдать весь мир, чтобы вернуть свои слова обратно. Но когда слово сказано, как поймать его обратно? Я вспомнил прежнюю доброту и мужество Алана, вспомнил, как он терпеливо помогал мне и ободрял меня в самые тяжелые дни. Затем вспомнил, как я оскорблял его и понял, что навеки потерял своего отважного друга. В то же время болезнь, мучившая меня, словно удвоилась, и колоть в боку стало сильней. Мне казалось, что я лишаюсь чувств.
Тут я понял и другое: никакие извинения не могли уничтожить того, что было сказано. Напрасно было надеяться – ничто не могло смыть оскорбления. Но там, где извинения были напрасны, крик о помощи мог вернуть мне Алана. Я забыл на минуту свое самолюбие.
– Алан, – прошептал я, – если вы не сможете мне помочь, мне придется умереть здесь.
Он вскочил и посмотрел на меня.
– Это правда, – повторил я, – я умираю. Отведите меня под какой-нибудь кров, мне легче будет умереть.
Мне не было надобности притворяться. Без всякого желания с моей стороны я говорил со слезами в голосе, который мог бы разжалобить даже каменное сердце.
– Можешь ты идти? – спросил Алан.
– Нет, – отвечал я, – не могу без вашей помощи. В последнее время у меня подкашиваются ноги; в боку колет, как раскаленным железом; я не могу свободно дышать. Если я умру, простите ли вы мне, Алан? В душе я вас очень любил даже в минуты злобы.
– Тсс… тсс! – воскликнул Алан. – Не говори этого! Давид, милый, ты знаешь… – Рыдания заглушили его слова. – Дай я обниму тебя! – продолжал он. – Вот так! Теперь покрепче опирайся на меня. Бог знает, где тут дом! Мы теперь в Бальуйддере. Тут должны быть дома, и даже дружеские дома. Легче тебе так идти, Дэви?
– Да, так я могу идти, – ответил я и пожал ему руку. Он опять чуть не разрыдался.
– Дэви, – сказал он, – я дурной человек: у меня нет ни ума, ни доброты. Я забыл, что ты еще ребенок, я не замечал, что ты умираешь на ходу. Дэви, тебе надо постараться простить меня.
– О Алан, не будем говорить об этом! – сказал я. – Нам нечего стараться исправить друг друга – вот что верно! Мы должны только терпеть и щадить один другого, Алан! О, как болит мой бок! Нет здесь жилища?
– Я найду тебе жилище, Давид, – утешал он меня. – Мы пройдем вдоль ручья, где должно быть жилье. Бедный мой мальчик, не лучше ли будет, если я понесу тебя на спине?
– О Алан, – ответил я, – ведь я дюймов на двенадцать выше вас!
– Вовсе нет! – воскликнул Алан порывисто. – Ты, может быть, выше на безделицу, на один или на два дюйма… Конечно, я не уверяю, что я великан! Впрочем, теперь, когда я сообразил, – прибавил он, и голос его смешно изменился, – я думаю, что ты, может быть, близок к истине. Может быть, ты выше меня на локоть или даже больше!
Было и приятно и смешно слышать, как Алан отказывался от своих слов из боязни новой ссоры. Я бы рассмеялся, если бы в боку у меня не так кололо, но если бы я рассмеялся, то, я думаю, мне пришлось бы и заплакать.
– Алан, – воскликнул я, – отчего ты так добр ко мне? Отчего ты заботишься о таком неблагодарном друге?
– Право, я сам не знаю, – ответил Алан, – я именно и любил в тебе то, что ты никогда не ссорился, но теперь я люблю тебя еще больше!
XXV. В Бальуйддере
У двери первого дома, к которому мы подошли, Алан постучался, что было не особенно осторожно в такой части Гайлэнда, как склоны Бальуйддера. Здесь властвовал не один большой клан, а несколько мелких рассеянных родов, которые оспаривали друг у друга землю. Это был, что называется, «безначальный народ», вытесненный в дикую местность, у истоков Форта и Тейса, наступлением Кемпбеллов. Здесь были Стюарты и Мак-Ларены, что было одно и то же, так как Мак-Ларены на войне подчинялись вождю Алана и составляли с Аппином один клан. Здесь были также многие из старого, объявленного вне закона, кровавого клана Мак-Грегоров. Они всегда имели дурную репутацию, теперь более, чем когда-либо, и не пользовались доверием ни одной партии во всей Шотландии. Глава их – Мак-Грегор из Мак-Грегора – находился в изгнании; более непосредственный предводитель части их, рассеянной около Бальуйддера, Джемс Мор, старший сын Роб-Роя, в ожидании суда был заключен в Эдинбургский замок. Они были во вражде с гайлэндерами и лоулэндерами, с Грэмами, Мак-Ларенами и Стюартами. Поэтому Алан предпочитал избегать их.