Похищение Прозерпины(Рассказы гроссмейстера)

А гондола скользит все дальше и дальше, взору открываются все новые неожиданные и непривычные картины. Вот поехала пожарная команда на быстроходных моторных лодках — уж здесь-то им не нужно будет искать колонку с водой. Там, около дома богатого владельца, дворник «подметает» канал, вылавливая сачком из воды солому, яичную скорлупу, обрывки бумаги. А это что такое? Ба! Да ведь это настоящий светофор на перекрестке двух каналов. Гондола на минуту останавливается, чтобы пропустить поперечный поток городского лодочного транспорта. Чудно все, интересно и необычно!

— А в этом городе легко прятать концы в воду, — неожиданно громко сказал Сергей.

Что он имел в виду, какой ход мыслей привел его к такому оригинальному заключению, так и осталось тайной — разве угадаешь, что скажет или сделает Сергей в следующую минуту?

Молчание было нарушено, и друзья стали потихоньку разговаривать, лениво и неохотно, как говорят люди, успокоенные и отдохнувшие на морской прогулке. Позлословили насчет обманутого шпика. Где он теперь? А все же ловко его провели! Поговорили о красоте города, о странных порядках.

— Только подумать, канализации нет, водопровод старый, «сработанный еще рабами Рима»! — возмущался Петр Иванович. — Кругом вода, а питьевой воды не хватает. Сюда бы энергичного хозяина, почистить да покрасить дворцы, избавиться от грязи и зловоний. Игрушка была бы, а не город! — И его деятельный мозг инженера и хозяйственника начал рисовать увлекательные перспективы.

Тем временем небольшого роста ловкий гондольер в черной матросской куртке и легких черных брюках уверенно греб единственным веслом, каким-то чудом балансируя на маленькой узкой площадке кормы гондолы. Всю дорогу он молчал, изредка бросая в сторону пассажиров испытующие взгляды маслянистых черных глаз. Может быть, он выжидал, желая сначала узнать, что это за пассажиры, о чем говорят; возможно, профессиональная привычка не вмешиваться в разговор знатных туристов заставляла его сдерживать желание завязать темпераментный разговор.

Но вот что-то ему, очевидно, подсказало, что здесь он найдет понимающих собеседников, и неожиданно с кормы раздался вопрос:

— Вы русские? Москва?

Дремоту всех четырех как рукой сняло. Друзья оживились, особенно Сергей. Он пересел поближе к корме, с любопытством поглядывая на гондольера. Не удержался и Женя, он тоже передвинулся с переднего сиденья поближе к гондольеру. Через минуту завязался оживленный разговор на странной смеси итальянского, русского и немецкого языков.

— Я был Россия, Харьков, плен, — выпалил гондольер знакомые ему русские слова. При этом он радостно улыбался, и весь его сияющий вид говорил о том, что он искренне считает, будто сообщенная им новость доставит собеседникам удовольствие. Впрочем, друзья и раньше подметили эту готовность итальянцев охотно извещать, что они были в плену у русских.

— Ну, и как Россия, гут? — допытывался Сергей. Жизнерадостный итальянец ему определенно нравился, его манера говорить, дополняя недостающие слова жестами, в самом деле была забавна.

— Россия очень карош. Мольте бене. Много добры, кароши человек, — ответил гондольер.

— Добрых. Мольте бене, говоришь. М-м… да! — промычал Сергей.

— Очень холод Россия! — продолжал венецианец, заметив, что его внимательно слушают. — Очень холод!

— Не нужно было приходить, — дал запоздалый совет Сергей.

— Я нет ходить, — поспешил разуверить итальянец. — Гитлер приказ… приказ-зать ходить. Плен сам ходить, — ткнул он пальцем себя в грудь.

— И на том спасибо, — философски спокойно заметил Сергей. — Грациа.

Гондольер улыбнулся и несколько раз взмахнул веслом, так как в этот момент лодка чуть не прибилась к берегу. Затем он вновь вернулся к любимой теме.

— Очень холод Россия! Рука нет, нога нет.

Выпустив весло, оставшееся висеть в уключине, он поджал руки под мышки и начал быстро переступать с ноги на ногу, изображая человека, согревающегося на морозе. При этом он так сильно раскачал гондолу, что, опасаясь перевернуться, сидящие в лодке поспешили уверить его, что все отлично поняли.

— Холод?! Нужно было водка тринкен, — посоветовал Сергей.

— Водка есть, деньги нет! — фальцетом закричал итальянец, разведя руками. — О, водка гут! Везувий: мало пить, много говорить. Очень гут! — Вдруг он наклонился к Сергею, подмигнул ему и щелкнул себя сбоку горла красноречивым жестом. — Хочешь тринкен? — спросил он и, не дождавшись ответа, вновь взялся за весло.

«Основные» житейские вопросы были разрешены, но дальше разговор не клеился. «Высокие договаривающиеся стороны» явно страдали от отсутствия переводчика. Венецианец произносил какие-то русские слова, но выговаривал их так, что даже самый искушенный знаток всевозможных наречий не смог бы разобрать их смысла.

Некоторое время все в лодке молчали. Не переставая грести, гондольер задумался, что-то вспоминая. Вдруг лицо его озарилось — вспомнил! Стремительно подавшись вперед, он показал на нос встречной гондолы, где на мокром, лоснящемся черном фоне отчетливо виднелись написанные белой краской слова: «Аве Мария».