Капабланка мало изменился — в тридцать девять лет он выглядел еще совсем молодым человеком; однако появившаяся седина в черных как смоль волосах да некоторая тучность невольно напоминали о прошедших годах. Мальчик стал самоуверенным статным мужчиной.
Месяц, проведенный Капабланкой в Буэнос-Айресе перед началом матча, оказался не менее счастливым, чем блаженное время былого. Сердца их вновь потянулись друг к другу. Безрассудная любовь молодости сменилась искренней дружбой. Когда кто-то из приятелей Капабланки полушутя заметил: «Зачем вы, дон Хосе, встречаетесь со старой женщиной, когда вокруг столько прекрасных молодых девушек?» — кубинец вспыхнул и резко оборвал, его:
— Я прошу вас с почтением отзываться о Кончите. Она мой друг, и я не позволю никому говорить о ней плохо!
В то время как чемпион мира купался в лучах всеобщего поклонения и любви, прибывший в Аргентину Алехин сразу понял, что трудное соревнование ему придется провести не только без моральной поддержки зрителей, но скорее в обстановке всеобщего недоброжелательства, а может, и ненависти. Да и что его могло ожидать в стране, где Капабланка был божеством, кумиром? Ведь в жилах Хосе текла кровь отважных испанских мореплавателей, путешественников! А он, Алехин, кто он такой? Одиночка русский, оторванный от родной земли! Правда, в шахматы он играет интересно: его замыслы полны сверкающих комбинаций, но разве может русский сравниться с доном Хосе — непобедимым шахматистом всех времен? И как он осмелился посягать на шахматную корону Капабланки?
Внешне все выглядело благополучно: за Алехиным и его женой ухаживали, предоставили им все необходимое, но русский шахматист никак не мог отделаться от ощущения, что он приехал в чужую страну, что здесь никто не пожелает ему успеха.
Пятнадцатого сентября тысяча девятьсот двадцать седьмого года цвет Аргентины собрался на открытие матча. Корреспонденты, кинооператоры, фотографы спешили описать каждую мелочь, запечатлеть на пленку каждый жест противников. Они передали миру, что Алехин и Капабланка представляют собой живописную пару: блондин с мягкими волосами и голубыми глазами — типичный славянин, и испанец с горящим взором черных глаз. Оба стройные, среднего роста, с мягкими манерами хорошо воспитанных людей.
Правда, некоторые газеты писали, что Алехин весь вечер как-то растерянно улыбался, держался немного неестественно. Он был явно стеснен, его движения лишены свободы и непринужденности; создавалось впечатление, что он не знает, куда девать руки, Одет Алехин был в черный фрак и полосатые серо-черные брюки.
Костюм Капабланки — гладкий, черный — идеально сидел на его статной фигуре. Держался кубинец превосходно: самоуверенные мягкие движения, обаятельная улыбка.
Когда настал момент жеребьевки — нужно было определить, кто играет первую партию белыми, — президент взял белую и черную пешки, подержал их у себя за спиной и, сверкнув бриллиантовыми запонками, предложил чемпиону мира выбор. Хосе Рауль мягко дотронулся до левого манжета президента, тот разжал кулак. На раскрытой ладони лежала белая пешка. «Счастливец, — зашептали кругом, — и здесь ему повезло!» Начинать первую партию белыми, когда матч играется до шести выигранных, несомненное преимущество, особенно для Капабланки. Ведь давно известен его девиз: «Белыми выигрывать, черными стремиться только к ничьей».
Потом начались речи. В пышных, цветистых выражениях ораторы славили обоих выдающихся шахматистов и, конечно, особенно Капабланку. Друзья порою увлекались, расхваливая чемпиона мира, его непобедимость. Никто даже не допускал возможности поражения Капабланки. Алехину тоже доставалась часть похвал, но лишь во вторую очередь, после обожаемого кумира аргентинцев.
«Ну что ж, молодой человек, — угадывал Алехин их мысли, скрываемые за вежливыми речами, — хотите поиграть в шахматы — пожалуйста, денег нам не жалко. Против кого вы играете, сами знаете, потом уж пеняйте только на себя. Мы вас предупреждали».
В речах выступавших сквозила уверенность в том, что каких-нибудь двух недель будет вполне достаточно, чтобы Капабланка выиграл необходимые по условиям шесть партий. Победа его будет встречена ликованием всей Аргентины. Конечно, к русскому отнесутся с должным великодушием, пощадят его самолюбие. Но после разгрома Алехина вряд ли кто посмеет еще раз оспаривать у Капабланки мировое первенство.
Сам Хосе Рауль, по-видимому, тоже был такого мнения. Вот почему, когда президент после жеребьевки, обняв обоих противников, сказал: «Можно теперь начинать, сеньоры. Завтра за работу», — Капабланка ответил:
— Мне не нужно работать. Это пусть сеньор Алехин трудится.