Похищение Муссолини

— В японский штаб.

Несколько минут они ехали молча. Курбатов решил не беспокоить фюрера никакими излишними вопросами. Но полковник сам не сдержался.

— Почему не интересуетесь, что произошло, ротмистр? — спросил он, уклавшись рукой на спинку водительского сиденья.

— Не думаю, чтобы могло произойти что-то серьезное. Но если все же произошло… Жду приказа.

— Исимура[27] вызывает. Начальник разведотдела Квантунской армии полковник Исимура. Не ясно, почему он вдруг занервничал. У меня создалось впечатление, что японцам не все нравится в нашем рейде.

— Очевидно, им доложили, что, хотя официальная версия цели рейда — заброска группы в… — Курбатов красноречиво взглянул на водителя, услышал от Родзаевского: «свой», но город все же назвать не решился, — а также инспекция нескольких старых диверсионных точек… На самом деле конечная цель несколько иная.

— Уверен, что знаете, какая? — ошарашил его фюрер-полковник.

— Уже не уверен.

— Для нас конечная цель — замысел атамана.

— Суть которого мне пока не известна. Тогда как вы представляете себе мою беседу с Исимурой?

Родзаевский долго молчал.

— Окончательные инструкции вы получите только на диверсионной базе, непосредственно перед выступлением. В этом смысл вашей тактики. К сожалению, я не смог связаться с атаманом. Исимура давний знакомый генерала. Но мне не ясно, насколько откровенными были их беседы. И вообще, происходили ли они в самое последнее время.

— Окончательные инструкции я получу лишь на базе, — кивнул Курбатов. Сложности взаимоотношений штаба русской армии с японской разведкой его не интересовали. — Для Исимуры этого будет достаточно.

— Загадкой остается другое — почему он вдруг пожелал видеть вас, ротмистр.

— Захотелось усложнить мне жизнь в России.

— Она и так будет не из легких, уж поверьте мне, князь. Вы не представляете себе, что там за режим. Слежка друг за другом, доносы. Любой появившийся незнакомец — сигнал для десятков платных и добровольных доносчиков.

— Создается впечатление, что все режимы одинаковы: что в России, что в Германии, что здесь, на земле, оккупированной Японией.

— Опасные выводы, — покачал головой Родзаевский. — Смелые, но опасные. Хотите покаяться? Изменить мнение о себе?

— Мнение о себе я изменю, лишь ступив на землю России. Вы же измените его, получив первые донесения.

Устало взглянув на Курбатова, Родзаевский отвернулся и несколько минут сидел молча, глядя куда-то перед собой. Ротмистр заметил, Как побагровела его худощавая, сплётенная из выступающих бугристых вен, шея.

— Хочется надеяться, ротмистр, хочется надеяться. Я ведь всегда считал вас одним из офицеров, наиболее преданных идее фашизма. Одним из наиболее надежных членов «Российского фашистского союза». Человеком, нацеленным на то, чтобы изменить мир.

«А ведь он действительно усомнился во мне, — удивленно признал Курбатов. — Достаточно было одной откровенной фразы. Ну что ж, фюрер-полковник остается верен себе».

— Вспомните, как сложно и неброско начинал свой путь к идее национал-социализма Гитлер. В каких условиях, в тюремной камере, создавал свой основной труд. Как боль души, его раздумия ложились на страницы выдающейся исповеди «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости»[29]. Лжи, глупости и трусости, князь Курбатов. Так вот, мы с вами для того и основали свой союз, чтобы не дать славянской нации окончательно погрязнуть во лжи, глупости и трусости. Основали, заметьте, здесь, неподалеку от Тибета и Гималаев, где нашли приют вышедшие из Атлантиды Великие Посвященные — арии. И откуда взошло, озаряя знамена белой цивилизации, бесконечное колесо[30] веры Бомпо.

— Извините, господин полковник, но с трудами и философскими взглядами Гаусгоффера[31] и Блаватской я знаком достаточно хорошо.

— Разве я в этом сомневаюсь? — вновь оглянулся Род-заевский, озаряя аристократическое лицо благородной салонной бледностью. — Разве посмел бы усомниться в этом, князь Курбатов? Сейчас я веду речь не о знаниях ваших — о ваших убеждениях. О вере.

— Вы правы, — мрачно согласился ротмистр, задумчиво помолчав. — Я почему-то больше заботился о закалке тела, а не духа.

— Искренность ваша похвальна. Отбросьте все лишнее. Вы, Курбатов, именно вы — и есть тот сверхчеловек, к идеалу которого стремимся все мы, арии. Взгляните на себя. Соизмерьте свою силу, свой интеллект, духовные возможности… Вы не имеете права погубить себя рутиной обыденного бытия, князь. Вы созданы для великой и величественной идеи. Приходится сожалеть, что до сих пор прозябаете здесь, на азиатских задворках, вместо того чтобы блистать во дворцах европейских столиц, потрясая Европу своей храбростью. Кажется, я знаю человека, с которым вы обязательно должны подружиться, который поймет и воспримет вас, как никто другой.

— Мне известно его имя?