– За салютом дело не станет, – спокойно ответил Курбатов, – меня разрешаю похоронить точно так же.
– Не приведи Господь, – предостерегающе заслонился ладонями Вознов. Этот парень давно показался Курбатову слишком нервным и излишне эмоциональным. Но Родзаевский представил подпоручика как отличного взрывника. И четыре мины, которые он тащил в своих вещмешках, должны были подтвердить его репутацию.
Ждать пришлось недолго, однако минуты эти были тягостными. Особенно для Курбатова. С одной стороны, он уже по существу оправдал свой «марш к тропе» тем, что сумел вернуть в группу Радчука и предать земле Корецкого. К тому же появилась надежда спасти и Власевича. С другой – Курбатов прекрасно понимал, что если группа увязнет в стычке, красные получат подкрепление и его рейд к границе рейха может закончиться прямо здесь, у границ Маньчжурии.
Курбатов явственно ощущал, что группа сковывает его. Не очень-то соглашаясь поначалу с тем, чтобы группу возглавил он, Родзаевский как-то сказал полковнику Сытову, ведавшему физической подготовкой диверсантов: «А вам не кажется, любезнейший, что этот Курбатов – волк-одиночка? По-настоящему он способен развернуться, лишь оказавшись предоставленным самому себе».
«Приблизительно так оно и есть, – без особых колебаний согласился полковник. – Поэтому-то считаю, что его группе следует предоставить максимальную свободу действий. Пусть это будет группа “вольных стрелков”. В ходе рейда состав расселится по диверсионным квартирам в разных городах России и каждый из боевиков будет возвращаться сюда, – выполнив задание, естественно, – уже в одиночку».
Когда весть об этом разговоре достигла Курбатова, он обиделся на Сытова: по существу, тот усомнился в его командирских способностях. Но потом, когда начались тренировки уже в составе группы, постепенно убедился: а ведь полковник прав. По-настоящему он способен раскрыть свои возможности, только будучи предоставленным самому себе. И первые сутки рейда лишь укрепили его в этой мысли.
– Сколько их там? – поинтересовался ротмистр у Радчука, решив, что тот наконец отдышался и пришел в себя.
– Было человек двадцать. Двух-трех мы с Власевичем уложили. Надеюсь, он усмирил еще хотя бы одного.
– Подкрепления не видно было?
– Похоже, пограничники решили, что имеют дело с контрабандистами. Я слышал, как один из них крикнул: «Эй, контрабанда, бросай свое барахлишко! Все равно всем каюк!»
– Это обнадеживает. Куда лучше, чем если бы сразу разгадали в нас диверсантов. Долго тащиться за контрабандистами, да еще вызывать солидное подкрепление, пограничники не станут. Предоставят разбираться с ними милиции.
Он хотел сказать еще что-то, но выстрелы, прозвучавшие уже по эту сторону скалы, заставили его умолкнуть.
– Надо бы пойти на помощь Власевичу, – упрекнул ротмистра Вознов.
– Затаиться! – осек его ротмистр.
45
Корсика встретила Скорцени легкой дымкой утреннего тумана, которая превращала вершины окрестных холмов в кратеры оживших вулканов. Небольшие террасы виноградников на их склонах казались полуостывшими лавинами, медленно, неотвратимо надвигающимися на окраины городка, в котором расположился штаб корсиканской бригады СС. Еще немного, и они навсегда поглотят в своей черной пучине и хижины окраин, и старинный переброшенный через небольшое ущелье мост, и серый трехэтажный особняк, в котором нашел себе приют штаб корсиканцев.
«Генерал Йодль пророчил мне “второе пришествие” с острова Эльба, – поиграл желваками Скорцени, переводя взгляд с холмистой гряды на открывающуюся часть небольшого залива. Где-то там, в утренней туманности пролива Бонифачо, должен был находиться остров Санта-Маддалена. Гауптштурмфюрер поднес к глазам бинокль, но не увидел ничего, кроме ожерелья из прибрежных скал, выступающего из пенистого прибоя, словно прореженная, изуродованная спина динозавра. – Если продолжить его мистическую символику, то ситуация складывается по-иному. Начинать, подобно самому Бонапарту, придется все же с милой ему Корсики. И пройти все то, что надлежало… Впрочем, – осадил себя Скорцени, – пройти этот путь во второй раз не дано никому. И забудем о мистике. У тебя свой путь, и моли Господа, что начинался он не на Корсике, иначе так и вошел бы в историю невыразительной, хотя и громадной, – ухмыльнулся он, – тенью “маленького корсиканца”. – У тебя свой путь. Да, свой».
– Слушаю, гауптштурмфюрер, – возник в лоджии адъютант Родль.
– Что нового? Следите за сообщениями, оберштурмфюрер. – Предаваясь мечтаниям, Скорцени очень часто терял грань между раздумьями и молвленным вслух.
– Они поступают каждые полчаса. Следующие ждем через десять минут.
– Где сейчас Гольвег?
– Вчера вечером вместе с двумя радистами и шифровальщиком прибыл в Палау. Остановился на базе минных тральщиков. Радист, осевший на Санта-Маддалене, выходит на связь с ним тоже каждые полчаса.
– Десантники готовы?