Курбатов задержал взгляд на рукаве его красноармейской гимнастерки, под которым заметно проступала опухлость бинта. Конецкий был ранен во время стычки с пограничниками, когда пытался попасть на ту сторону в составе другой группы, полтора месяца назад. Рана гноилась, заживала долго и тяжело. Однако поручик все же уговорил Курбатова взять его с собой. Уговорил, несмотря на то, что честно признался: за кордон его гнала не жажда сражаться с красными, а обычная ностальгия. «Хоть шаг ступить по земле, зная, что она твоя, русская».
Поручик Радчук, встретив взгляд Курбатова, растерянно улыбнулся. Он помнил о своей просьбе представить его к чину штабс-капитана и теперь побаивался, как бы командир не проговорился об этом кому-либо из офицеров.
Самый старший из всех по возрасту, успевший повоевать еще в войсках атамана Анненкова, штабс-капитан Иволгин. Узкий сплющенный лоб, приземистая, плотно сбитая фигура. Короткие руки с толстыми, узловатыми крестьянскими пальцами.
«Руки! – вдруг вспомнил Курбатов. – Только бы не выдали руки!» Вся группа его состояла из офицеров. Он специально заставил каждого из них голыми руками вырыть окопчик, смачивать в воде и держать ладони на ветру; натирать лопатами мозоли и исцарапать пальцы о кусты терновника. Правда, Иволгину, как и ему самому, выпало идти по России в форме капитана. Хотя у него, в отличие от остальных, руки имели истинно пролетарский вид.
Штаб-ротмистр[31] Чолданов – по чертам лица которого можно было проследить генезис степных славян, в чьих жилах славянской крови было куда меньше, чем половецкой, кипчацкой или печенежской.
Подъесаул Кульчицкий. Его имение осталось где-то на правом берегу Днепра, неподалеку от Черкасс. Холеный аристократ, зараженный неистребимым польским гонором. Для него тоже пришлось заготавливать документы лейтенанта. Выдавать его за «кухаркиного сына» – красноармейца – было бы самоубийством.
Подпоручик Власевич. Манеры этого верзилы казались всем окружающим столь же грубыми и неприятными, как и его израненное фурункулами багрово-серое лицо. Зато на стрельбище равных ему не было. В поединке снайперов он мог противостоять любому таежному охотнику.
Поручик Матвеев. Радист. Курбатов должен был оставить его на конспиративной квартире в поселке недалеко от Читы. Вместе с ним оставался и подпоручик Вознов, прекрасный взрывник. Им предстояло провести три диверсии на железной дороге и взорвать завод. Любой, на выбор: «Для расшатывания большевистских нервов» – как объяснил Курбатову Родзаевский.
Наконец, самый старший по чину подполковник Реутов. Командир группы задержался возле него дольше, чем возле других. Совершенно забыв, что тем самым ставит Реутова в неловкое положение. Вроде бы больше, чем всем остальным, не доверяет. А повода для этого Реутов ему не давал. Уж он-то не из новичков. В армию генерала Семенова попал, добравшись до Приморья из далекой Персии. Семнадцати лет от роду Реутов уже был унтер-офицером Дикой дивизии. Подпоручик участвовал в корниловском походе на Петроград, после неудачи которого бежал в Туркестан, где служил в чине поручика, а затем капитана в Закаспийской белой армии. Диверсант, как показалось Курбатову, из него так и не получился. Хороший строевой офицер – это да. Но не более. Однако в рейд рвался, как никто другой. Да и Родзаевский настоял.
Последним, десятым, в этом строю стоял подпоручик барон фон Тирбах, племянник того самого генерал-майора фон Тирбаха, который в Гражданскую командовал особой карательной дивизией армии атамана Семенова. Его отец барон фон Тирбах – промышленник, успевший обзавестись в Харбине двумя отелями и рестораном, – долгое время просто-напросто не признавал Виктора своим сыном. Хотя мать – невесть как попавшая сначала в Хабаровск, а затем в Харбин, – прибалтийская немка, нанявшаяся служанкой в дом барона, – долго и упорно добивалась этого.
Отцовское благословение, вместе с фамилией, титулом барона и офицерским чином, свалилось на девятнадцатилетнего Виктора только две недели назад. После того как Курбатов лично встретился с бароном в его же ресторане и, хорошенько встряхнув этого коммерсантишку, поставил условие: или барон признает Виктора своим сыном, и тот уходит на задание бароном фон Тирбахом, или же он, ротмистр Курбатов, вызывает его на дуэль. На саблях.
– Зачем вам понадобилась дуэль, если вы, как я понял, из контрразведки? – рассудил барон, стуча зубами от страха. – А контрразведка – что хочет, то и творит.
– Я не стану ничего «творить», – объяснил ему Курбатов. – И очень хотел бы, чтобы мы уладили это дело мирно.
– Но почему, черт возьми, вы взялись за него?!
– Видите ли, сейчас Виктор Майнц – всего лишь унтер-офицер. И сын горничной. А на то задание, которое мы оба получили, он должен уйти через границу подпоручиком, бароном фон Тирбахом. Я не допущу, чтобы в моей офицерской группе был хотя бы одни неофицер и недворянин.
– Значит, вы идете в Россию?
– Точнее – в Германию. Но если вы, барон, проболтаетесь…
– В Германию? – удивился барон. – Через всю Россию?