Секретарь райкома мельком взглянул на отощавшее лицо старика.
Пожалел его, но не мог сдержать улыбку. Он ласково спросил:
— Ну что ж, Лукайя, все еще не нашел саблю Мюрата?
Лукайя, польщенный вежливым обращением, встрепенулся.
— Кклянусь ддддушой уусопшей ммматери, — заикаясь от волнения, уверял он, — ннашел сссаблю Мммюрата. Мальчишки ннашли ввв сскирде сена. Кккнягиня Хецциа ввручила ссобственнорррручно…
Секретарь райкома кивнул Лукайя головой и пошел к наездникам.
Толпа детей, окруживших автомобиль, непрерывно росла. Вся эта шумная орава свистела, шипела, улюлюкала:
— Поплутай, Лукайя, поплутай!
Более смелые хватали старика за шинель, пробовали вырвать из его рук посох. Лукайя ругался, замахивался на них посохом, заклинал памятью усопшей матери, но дети оставили его в покое, только когда увидели приближающихся к нему Тараша и Арзакана.
Подобрав полы шинели, Лукайя бросился к Тарашу и спрятался за его спиной.
— Не бойся, Лукайя. Бедняга! И зачем ты приплелся сюда?
— Куда ты вообще исчез? Отец ищет тебя целый день, — успокаивала Тамар старика, с жалостью глядя на его лоб, покрытый каплями пота.
Арзакан гневно сверкнул глазами на мальчишек. Те шумной стаей юркнули в толпу.
ИСИНДИ[12]
Вокруг секретаря райкома теснились всадники и пешие, участники и зрители герулафы. Гомон толпы, ржанье коней заглушали голос секретаря. Крестьяне, прибывшие из других районов, прислушивались к его речи, вытягивая шеи.
Сведения о севе, семенах и машинах интересовали крестьян больше, чем обсуждение достоинств лошадей и завтрашние скачки. Приложив к ушам согнутые ладони, приподнявшись на цыпочки, они ловили каждое слово и передавали новости дальше. Особенно жадно вслушивались прибывшие из тех отдаленных мест, куда газеты не доходили вовсе или доходили с большим опозданием.
Деревенские богатеи едва скрывали свое возмущение коллективизацией, глухо ворчали, ругались с оглядкой. Нашлись шептуны, прорицавшие, что скачки устроены правительством для того, чтобы во время празднества объявить о переходе на сплошную коллективизацию.
За кулаками стояли бывшие дворяне и даже князья, приехавшие из отдаленнейших уголков. Они избегали встречи с представителями власти и держались в сторонке, иногда дергали кого-нибудь из крестьян за рукав чохи и переспрашивали: «Что он сказал?». Время от времени они подавали ядовитые реплики, но тут же умолкали, прикусив язык.
В некоторых группах весело балагурили. Зачем портить себе праздник? Поживем, увидим.
Из самой глуши Абхазии и Мегрелии прибыли длиннобородые, широкоплечие крестьяне. Они носили высокие остроконечные папахи и мягкие сапоги с голенищами, перетянутыми у колен ремешками с серебряными бляшками, а у щиколотки — выцветшими латками.
Голенища были того же покроя, какой носили их предки в прошлом столетии.
Несмотря на теплынь, большинство было в бурках, длиннорунных, с прямоугольными плечами; головы обвязаны башлыками с золотыми кисточками.
По лицу, одежде и повадкам Тараш сразу узнавал горцев. Еще бы! Высокие папахи, громадные кинжалы, бурочные голенища-пачичи и старогрузинские чувяки с загнутыми кверху носками.
— Вот таким плечистым бородачам и приписывает народная поэзия борьбу со злыми духами, — заметил Тараш.
Тамар оглянулась. Она потеряла из виду Дзабули и Арзакана.
Группа мужчин, поджав ноги, сидела на лужайке,
Перед ними стояли кувшины,
Бородачи в чохах пили из матары[13] вино, гоготали, пели.
— Эти из Джвари, — шепнул Тараш. — Они известны своей неотесанностью…
Я был в прошлом году в Джвари. Интересовался тамошним диалектом. Чтобы ближе познакомиться с народом, я затеял охоту на медведя. Не думай, что пришлось идти далеко. Там чуть ли не на каждом дворе — места для охоты.
В начале осени, когда созревает кукуруза, по всей деревне зажигают костры в ожидании зверя. Можно оглохнуть от галдежа и лая собак. Женщины садятся очищать кукурузные початки. Какая-нибудь красотка играет на чонгури. А мы, притаившись за ореховыми бревнами, ждем, когда появится медведь.
Тараш пытливо рассматривал серебряные газыри джваринцев, их длинные плоские кинжалы. Не мог налюбоваться на высокие образцы грузинского чекана.
У некоторых стариков были заткнуты за пояс пистолеты с серебряной насечкой. Парни прохаживались насчет их стародревнего вооружения и боевого вида.
Но старики оставались невозмутимыми.
— Такая джваринская медвежья сила и нужна нам. Декаденты и неврастеники никогда ничего не создадут! — заметил Тараш. — Ведь до сих пор большинство нашей нации было забито и лишено возможности развернуть свои дарования. Крестьянство было угнетено. Всюду верховодили дворяне, поддерживавшие друг друга и законодательствовавшие во всем.
— Странный ты человек, — сказала с недоумением Тамар. — Думать так о дворянстве и вечно спорить с Арзаканом и Чежиа, защищая дворян!
— Видишь ли, Тамар, каждый человек должен нести бремя грехов своих предков. Ведь никто не отказывается от оставленного ему предками богатства или доброго имени.
С другой стороны, не велика заслуга отрекаться от своего сословия, когда оно уже осуждено историей.