Похищение Европы

Однако мой муж, как и многие другие наши знакомые, не вполне разделяет моего отношения к жизни. Георгий вообще по натуре своей очень меланхоличен. Он частенько впадает в тоску, а то и начинает жаловаться на жизнь. Но при этом много пишет… Он всегда предпочитал изливать на бумаге то, что его беспокоит, мысли свои и чувства, беспокойство и надежду. Бывает, что вскочет ночью зажжет лампу и, распахнув окно, чтобы лучше слышать шум моря, водит пером по бумаге… А потом вдруг замирает надолго, шевеля губами… Я знаю, что он ненавидит «этих». Ненавидит и боится. И еще мне известно, что порой он жалеет, что покинул Россию. Мне кажется, во время таких вот ночных бдений он думает как раз об этом… Он не догадывается, что я подглядываю за ним; но в эти моменты мне становится почему-то тревожно… Мне кажется, что я слышу его беспокойные мысли, которые темным беспорядочным ворохом носятся по комнате, погруженной в полумрак…

Впрочем, тревога никогда не поселялась надолго в моей душе. С утра я всегда была бодра и весела. После завтрака я иду в свой маленький садик ухаживать за розами и гортензиями или же устраиваюсь возле нагретого солнцем валуна – чтобы, глядя на белокаменный дом там, на холме, наполниться энергией Солнца и Космоса, заручиться поддержкой Высших Сил, чтобы дали мне возможность достойно прожить свою жизнь в этом мире. Никто, разумеется, не знает об этом моем ритуале. Но, может быть, именно благодаря ему мне удается в это нелегкое время сохранять присутствие духа и даже поддерживать близких мне людей.

Гости у нас теперь бывают реже, чем до войны. Все-таки тут оккупированная зона, и для передвижения за пределами своего поселения необходим специальный пропуск. А еще у нас с некоторых пор завелся очень необычный «приятель». Его зовут Ганс, и он служит в местной оккупационной администрации. Мелкая сошка, всего лишь лейтенант, белобрысый, лопоухий и розовощекий, своей неуклюжестью похожий на щенка-подростка. Он немного лепетал по-русски, у него это выходило так уморительно, что мы с мужем едва сдерживали улыбки, поощряя его к дальнейшим стараниям. Вначале, полтора года назад, когда он только появился в Биарицце, он объяснил, что изучает русский язык для того, чтобы, когда Великий Рейх одержит над Россией победу, иметь возможность объясняться с доставшимися ему в рабы русскими мужиками. Он был уверен, что как только Советы падут, он получит большое поместье на Украине или на Кубани. Мол, влиятельный дядя обещал ему в этом помочь. Но год назад Ганс как-то перестал поднимать это тему. Окольными путями нам удалось выяснить, что большевики так накостыляли сверхчеловекам в великой битве посреди среднерусской равнины, что теперь речь идет не о поместьях с рабами, а о банальном выживании германского государства.

Но тем не менее этот Ганс все же продолжил изучать русский язык, он вообще очень упрямый и оптимист по натуре. Он по-прежнему приходит к нам, чтобы попрактиковаться. И, надо сказать, обнаруживает просто незаурядные способности. Русский дается ему очень легко – возможно, в силу его чрезвычайной болтливости… За время общения с нами он овладел им на вполне приличном уровне и даже научился изящно жонглировать метафорами и жаргонизмами, правда, не всегда к месту.

Но с некоторых пор этот наш немецкий «приятель» стал озабочен больше обычного. Он стал частенько приходить к нам с бутылкой – таким образом этот человек глушит мрачные предчувствия… Естественно, мы не можем не впускать его, поскольку это чревато неприятными последствиями. И приходится просто терпеть эти визиты, которые, впрочем, в некотором роде даже полезны для нас. Ведь именно от Ганса, когда он лечит свою душу местным виноградным самогоном, мы узнали, что к ним в последнее время поступает информация о том, что русские ворвались в Европу и теперь, сминая одно препятствие за другим, движутся прямо сюда. Ловко подбирая русские слова, он описал даже собственные чувства и отношение к происходящему, используя такие глаголы как «бояться», «сомневаться», «проигрывать», «отступать». Можно было предположить, что все они здесь испытывают подобное: растерянность, граничащую с паникой. Только после того как этот немец выразил настроения, что царили среди его «коллег» – только тогда мы с мужем поняли, что все то, что раньше доходило до нас в виде слухов и домыслов – правда. И нам захотелось узнать обо всем этом подробнее…

Собственно, у нас имелся радиоприемник, но он был неисправен. Мы не торопились его ремонтировать, так как новости, приходящие из разных источников, были крайне противоречивы и действовали на психику не самым лучшим образом. А послушав новости из Советской России, мой муж вообще всякий раз впадал в мрачное состояние, начинал страдать бессонницей и много пить. Поэтому мы уже давно радио не слушали, довольствуясь французскими газетами и теми известиями, что приносили нам друзья. Но теперь мы решили, что приемник следует непременно отремонтировать.