Похищение Данаи

Лена мне тогда сказала, что поцелуй, с ее точки зрения, еще более интимное дело, чем соитие. Меня это поразило - и сама эта мысль, и то, что из невинных уст. Не сдержался и спросил, с кем она еще целовалась, кроме Саши? "Ни с кем", - просто ответила она. В том-то и дело, что ее целомудрие было тотальным, почему и непредставим ее роман с Никитой, пусть кратковременный, даже одноразовый. А его намеки - отвратны, кощунственны. Нет, он заслужил смерти.

А как насчет того единственного свидетельства, которое лежало у меня во внутреннем кармане штанов вместе с долларами и кредитными карточками и которое я решил утаить до поры до времени? Как-то не вписывалось оно в мое прежнее знание Лены.

Стало мне вдруг как-то не по себе, когда вспомнил ту нашу прогулку и доверительный с ней разговор. Я вдруг почувствовал, как истина задела меня своим крылом - и отлетела, оставив ни с чем.

Борис Павлович смотрел на меня удивленно. X... ты теперь, козел, от меня что узнаешь!

- Я так понимаю, ваш друг не был самостоятельным художником, - сказал он.

- Он отрицал индивидуальность в искусстве. В жизни - тоже. Считал все на свете взаимозаменимым - женщину или картину, все равно. Копия не хуже оригинала, а может, даже лучше. Тем более после бесконечных реставраций от оригинала мало что остается. Приводил в пример Парфенон и Сикстинскую капеллу. У него самого был редкий дар мимикрии, удивительная способность к перевоплощению и передразниванию. Всех и вся. В любом жанре. Думаете, он только копировал? Было время, он снабжал музеи неведомыми либо пропавшими шедеврами. Писал иконы, предварительно обработав доски под старинные, - набил руку на псковской школе конца XIV века. Настоящей сенсацией стала пропавшая в тридцатые годы панель Гентского алтаря братьев Ван Эйк, которую Никита будто бы обнаружил на даче у маршала Жукова, где фаловал внучку героя, а тот и вправду вывез из разгромленной им Германии несколько вагонов старинной живописи, скульптуры, мебели и фарфора. На попытке сплавить мнимого Ван Эйка бельгийцам он и подзалетел. С трудом выкрутился - его взяли за переправку художественных ценностей за границу, а он заявил, что это всего лишь шутка - чтоб проверить компетентность музейных экспертов.

- Мошенник!

- Скорее плут, - уточнил я незнамо для кого. - А уж подделать чужой почерк либо подпись - для него было раз плюнуть. Однажды сам себе выписал бюллетень от нашего эрмитажного врача - и сошло: неделю не выходил на работу. Либо на спор нарисовал сотнягу и спокойно разменял ее в гастрономе. Трюкач. Лена как-то уехала к родне в Кострому - через неделю Саша получает ее покаянное письмо с признанием в измене. Ну не подлянка ли?

- Зерно упало на благодатную почву? - Я поморщился, стилистически он все-таки невыносим. - А где он раздобыл почтовый штемпель?

- На то и художник, к тому же копиист - вот и изобразил: не отличишь. А еще, шутки ради, воспроизводил голоса знакомых - с большим успехом. Не знаю, как в последнее время, но в молодости у него была привычка разыгрывать приятелей по телефону, особенно женщин - звонил им под видом их мужей и любовников. Попадались все как одна. Однажды позвонил Лене и говорил Сашиным голосом - тот, как узнал, опять психанул, еле успокоили. Озорник, ерник, балагур, пересмешник, юродивый, не всегда даже понятно - когда всерьез, а когда дурачится. Однако его пародии и мистификации были со значением: как еще один способ доказать, что человек не оригинален. Мужьям предлагал пари, что ночью, под покровом тьмы, проникнет к их женам на час-другой, а те и не заметят подмену. Несмотря на разницу в параметрах - он был ниже всех своих знакомых.

- Кто-нибудь согласился?

- Без понятия. Меня здесь не было девять лет.

- Саша не мог? Для проверки на верность. Говорят, он их с этой целью случал.

- Кто говорит? - рассердился я, хотя прекрасно знал кто.

- Какая разница? - уклонился Борис Павлович от разоблачения своей агентуры. - В любом случае ваш Никита был порядочный потаскун.

Меня аж подташнивало от его мещанских интерпретаций.

- Скорее пакостник, - снова уточнил я в деревянное ухо. - Ему все было по нулям. Нассал однажды на спор в древнегреческую амфору в Эрмитаже. Трахнул библиотекаршу - стоило той только наклониться, чтоб достать ему книгу. Проверки на вшивость, боюсь, не выдержал бы. Одним словом, пох...ст.

- Современное искусство совсем не признавал?