Похищение Афины

Я быстро прикинула возможности выбора, предоставленные мне. Этот человек не собирается, по крайней мере в настоящий момент, использовать свою власть, чтобы мучить меня. С того времени, как умер мой отец, я с такими людьми еще не встречалась. Даже мудрый Фалес любил выказать свое превосходство передо мной, считая, что я должна быть безмерно благодарна за позволение слушать его речи. Я мельком взглянула на ладони Перикла: они были на удивление изящны, с длинными тонкими пальцами и квадратными вычищенными ногтями. Для главнокомандующего такие руки были даже утонченны, и я решила, что вполне могу представить, как они ласкают мое тело.

— Я не солгала тебе. И никогда прежде не занималась ничем подобным. Но, кажется, согласна узнать, что это такое.

Едва все кончилось, я расплакалась.

— Я причинил тебе боль? — спросил Перикл.

Нет, он не сделал мне больно. В тот момент, когда он вошел в меня, я задохнулась не столько от боли, сколько от того, что вдруг поняла, какие изменения несет в мою жизнь это вторжение.

— Я плачу потому, что моя девственность утрачена и моя судьба решилась. Никогда мне не стать невинной невестой. Никогда жених не поднимет покрывала с моего лица, а я не взгляну на него так, чтоб он понял: я готова принять его.

Мысленно же я продолжала: никогда я не предложу своему жениху левую руку, чтоб он обхватил запястье в знак моего подчинения ему. Никогда моя родня с материнской стороны не принесет мне свадебных даров. Не то чтобы я мечтала или думала о таких вещах, но какой-то инстинкт заставлял томиться по ним. Традиционный мирок женщин, с его ритуалами и будничными трудами, которые вселяли в меня отвращение, стал запретным. Более того, теперь для меня заказан путь в респектабельное общество Афин. А если эта дверь закрыта передо мной, то какую я смогу открыть?

— Отец мой — пусть боги хранят его в царстве теней — никогда бы не позволил мне вступить в незаконное сожительство с мужчиной. Он бы не разрешил этого, чтоб будущие дети не несли печати незаконного рождения, — проливала я слезы над моими нерожденными детьми.

— Думаю, ты права. Но ты ведь не похожа на других женщин. И ты сама только что по собственной воле отдалась мне.

Так состоялось наше соглашение. В первые ночи интимные отношения были для меня лишь актом покорности. Но с течением времени, по мере того как Перикл стал каждый вечер приходить ко мне, я попросила его научить меня доставлять ему большее удовольствие. Он так и сделал: научил использовать различные масла и притирания, применение которых особенно нравилось ему, и в свою очередь поинтересовался, какие из способов интимных сношений мне более приятны и помогают быстрей достичь наслаждения. Скоро я научилась получать такое же наслаждение от наших ночных часов, как и от дневных бесед, а он, я надеюсь, стал наслаждаться нашими беседами не меньше, чем интимной близостью. С каждым днем Перикл становился все более откровенным со мной.

Но стоило мне оставить уединенность спальни, которую я делила с возлюбленным, как на меня начинали сыпаться оскорбления. Я слышала, как бормочут их себе под нос слуги, но при Перикле никогда ничего подобного не было, и я не могла ему пожаловаться. Наложница. Шлюха. Девка. Дрянь. Это были самые приличные из их слов. Сначала даже бальзам его доброты не мог смягчить моей обиды. Позже, когда и в доме, и в обществе я обрела большую власть вследствие его привязанности ко мне, оскорбительные слова прекратились, но лишь до поры. Однажды на меня опять излился поток оскорблений, но это случилось уже не в обстановке дома, а прилюдно.

Довольно скоро я поняла, что подобное унизительное отношение означает лишь мою независимость. Теперь я могла сколько угодно бродить по рынку — свобода, которой я лишилась уже в четырнадцать лет. Я была освобождена от затворнической жизни замужней афинянки, всегда вынужденной находиться в сумраке женских покоев, расположенных в задней части дома. Я была освобождена от тирании Алкивиада и находилась под защитой мужчины, который захотел поселить меня в своем доме. Он решился на это из-за наговоров, что возвел на меня мой зять, хотя любого другого мужчину они могли бы только оттолкнуть.