— Возможно, в некоторых своих аспектах закон не совершенен, но он необходим для того, чтоб общество не сползло в хаос.
Голос адвоката звучал так, будто он намеревался ее утешить.
«Наверняка этот человек принадлежит к числу тех, — подумала Мэри, — которые могут быть или кроткими, или холодно рассудочными».
Одобряет ли он сам такое положение вещей? Решился бы он оторвать детей от груди своей жены?
Когда адвокат оставил их, Мэри обернулась к родителям, которые прежде всегда могли исправить причиненное ей зло.
— Что же будет с моими детьми? Кто позаботится о том, чтоб Брюс доел обед? Вы знаете, он и ложки овощей не проглотит, если я не уговорю его или не пригрожу. Кто сделает Мэри ее любимую прическу, чтоб она походила на свою куклу? Кто споет моим детям, если их вдруг что-то напугает?
Она обхватила руками живот, как, бывало, делала, когда носила каждого из них. Удержать их, защитить, почувствовать их присутствие. Но их там не было, и она не могла защищать их.
— Хорошо, что Уильям оставил меня. По крайней мере, я по Божьей воле лишилась своего драгоценного ребенка, а не по воле Элджина.
Мистер Нисбет налил в бокал бренди и посоветовал дочери выпить. Она позволила обжигающей жидкости скользнуть в горло, ощущая, как все чувства оставляют ее и она постепенно превращается в оглушенное, вялое, безвольно сидящее перед камином существо.
Роберт швырнул на стол газеты и несколько брошюр-памфлетов.
— Читайте все об этом процессе! — подражая голосу разносчика газет, пропищал он. — Читайте об отказе леди Элджин от исполнения супружеских обязанностей! Читайте о ее соблазнителе, задумавшем погубить порядочную и богобоязненную женщину.
Теперь информация о судебном процессе была здесь, у нее под носом, и она больше не могла избегать ее. «Судебный процесс по обвинению Р. Дж. Фергюсона, эсквайра, в любовной связи с графиней Элджин, супругой лорда Элджина».
— Прочитай об этом, Мэри, прочитай, как ты, несчастная невинная женщина и образец всех христианских добродетелей, подверглась злостному совращению, изменила своему любящему супругу и совершила все возможные преступления. Ты догадываешься, почему Элджин именно так преподносит историю, не так ли?
— Чтоб представить тебя как можно более презренным типом и потребовать возмещения ущерба?
— Да, что он и сделал. Хоть негодяй просчитался, суд не удовлетворил его требований.
— Что ж присудили ему в итоге?
— Десять тысяч фунтов! В такую цену оценена судом потеря им тебя, дорогая. Надеюсь, тебе приятна эта цифра?
Роберт рывком сбросил с плеч сюртук. Мэри не могла понять, какие чувства обуревают его. Ярость? Облегчение?
— Мы с тобой живем в недостойном обществе, Мэри, в обществе людей, которые жаждут знать подробности чужой жизни. Нечистоплотны и злы те, кто рад излагать эти истории на печатных страницах, как и те, кто готов ежедневно смаковать их вместе с завтраком.
— Я бы подумала, что ты избавишь меня от такого сорта чтения, — сказала она, отбрасывая отвратительные листки в сторону, но на глаза ей попалась статья в лондонской «Таймс», излагающая подробности судебного процесса.
«Господа Гамильтон и Морьер, а также другие сотрудники британского посольства при дворе Оттоманской империи, как и прислуга лорда и леди Элджин, свидетельствуют о том, что брак между последними казался довольно счастливым. Леди Элджин была украшением приемов при дворе султана, кроме того, графиня всегда настаивала на ежедневном проведении церковных служб. Лишь появление мистера Фергюсона…»
— Это ужасно. Я не могу смотреть на это. Кому может понравиться, когда его имя и привычки треплют в газетах? Это недопустимо.
— Лучшая оборона — это владение лучшим оружием, и ты должна вооружиться против общественного мнения, Мэри. Нам предстоит находиться под такого рода обстрелом на протяжении всей жизни, тебе — за то, что не согласилась стать презренной рабой Элджина, не отдала свое состояние для удовлетворения его капризов и не согласилась рисковать жизнью, вынашивая одного за другим его детей. А мне — за то, что соблазнил слабую женщину, не отказавшуюся от светских развлечений. Такое мнение лицемерно, фальшиво и парадоксально, но попомни мои слова, Мэри, таким будет суждение общества о нас.
Мэри проглядела содержание статьи.
— Помню, с какой жадностью я глотала сплетни о жизни Эммы Гамильтон и сатирические изложения ее похождений. Все наслаждались, видя ее скомпрометированной. Теперь же кажется, что я закончу свои дни не лучше, чем она.
— Но твои дни еще далеко не кончаются, Мэри. Тебе нет еще и тридцати.
— Но мне не избавиться от такой же дурной славы, как та, что преследовала Эмму Гамильтон, а я так потешалась над этой женщиной. Мне даже во сне не могло привидеться, что когда-нибудь я подвергнусь таким же оскорблениям, что и она. Элджин когда-то намекнул, что я чем-то похожа на нее. Ты не думаешь, что это действительно так, Роберт? Может, что-то во мне стремилось к позору? Другие женщины, наверное, лучше меня, свои страдания они принимают молча. Я этого не сумела.