Похищение Афины

— Хватит об этом. Возвращайтесь к трудам, — сказала я, указывая им на гостей.

— В последний раз мы пригласили такую орду к себе, — сказал Перикл. — Каждый хочет сюда затесаться, преследуя свои цели. Оказывается, даже шлюхи озабочены этими соображениями. В будущем нам следует ограничиться приглашением только тех, чья преданность не вызывает сомнений.

— Разве это причина для такой осторожности? — поинтересовался Фидий. — Настало время нашей славы.

— Сейчас наилучшее время для осторожности. Триумф сеет вражду более щедро, чем сеет ее поражение, — возразил Перикл. — Ты слыхал о тех курьезных обвинениях, что нам были предъявлены сегодня? Эльпиника, бывшая любовница Полигнота, распустила слух о том, что Аспасия позировала тебе для лепки лица Афины. Как и о том, что ты изобразил меня, да и самого себя на щите богини в виде двух воинов.

— Э-э, но, видишь ли, это в какой-то мере правда. Во всяком случае, в том, что касается Аспасии. Я, признаться, не думал, что об этом можно догадаться, сходство начисто отсутствует.

— Объяснись, пожалуйста.

На этот раз Перикл обращался не ко мне, а к Фидию.

— Мне нужно было изобразить лицо молодое и прекрасное, но несущее отблеск мудрости. Я попросил Аспасию позировать, и она согласилась. Что же касается второго обвинения, то никаких объяснений я представить не могу, это чистая ложь.

Перикл обернулся ко мне:

— Почему ты не рассказала мне?

— Мы не думали, что кто-нибудь заметит сходство, — прозаикалась я. — Я позировала тайком ото всех. И мы хотели защитить тебя от дурных слухов. И так обо мне ходит много разговоров.

— Да, разговоры о тебе действительно идут. — По его тону я поняла, что он рассматривает мое поведение как предательство. — Ни одному из вас не следует больше говорить об этом. Ни с кем. Если спросят, продолжайте утверждать, что вымысел ложный. Длинный язык Эльпиники, конечно, разнесет этот слух на все четыре стороны, но вам следует молчать. Ни слова не должно исходить из ваших уст. А теперь, извини, Аспасия, я оставлю тебя, чтоб пойти попрощаться с нашими гостями. Мне пора отдохнуть.

Он отвернулся, оставив Фидия и меня. Молча мы смотрели ему вслед, когда он проходил через двор, ни на кого не взглянув и ни с кем не обменявшись ни словом.

Вечеринка приобретала все более веселый характер. Двое дискоболов, оказавшихся победителями во время дневных состязаний, перебрасывали друг другу одну из «килек». Взлетая в воздух, девушка хохотала как сумасшедшая. Перикл поднялся по ступеням, не обратив ни малейшего внимания ни на это, ни на акробатов с их трюками, ни на кого из гостей, пытавшихся привлечь его внимание.

Я терялась в размышлениях о том, не решилась ли только что моя судьба и судьба моего будущего ребенка. Не помню, сколько прошло времени до того, как я увидела входящего в наш двор Алкивиада, но когда я заметила его, было уже слишком поздно. Прежде чем я успела укрыться от него — в том состоянии, в котором я находилась, у меня не было сил общаться с такой неприятной личностью, — я увидела выражение неподдельного испуга на его лице, которое тут же сменилось негодованием. Я проследила за его взглядом. Дискоболы прекратили игру в «мяч», которой забавлялись с одной из «килек», и теперь обе девушки скачут, усевшись на них верхом, лицом к лицу партнера, а те придерживают их за ягодицы. Через мгновение я разглядела, что каждый атлет подбрасывал свою партнершу, совершая движения пенисом, к вящему восторгу остальных гостей. Некоторые из женщин следили за сценой с явным удовольствием, и я подумала, не ожидают ли они своей очереди позабавиться.

Алкивиад не вымолвил ни слова. Я даже не была уверена, что кто-либо вообще заметил его приход, а тем более его молчаливый гнев. Все гости были так поглощены разыгравшейся сценой, что не думали ни о чем постороннем. Плотно сжав губы, он отвернулся и пошел прочь с той же стремительностью, с какой и появился. В следующее мгновение он исчез с моих глаз, и я поняла, что буря, царящая в его мыслях, может привести к несчастью.

Афины, Турция, апрель 1802 года

Мэри наклонилась, чтобы, как посоветовал Элджин, видеть фриз во всю длину. Она была на третьем — едва ли не самом тяжелом — месяце третьей беременности, но все-таки взобралась по ступенькам на шаткий подиум посмотреть скульптуры в их первоначальном виде. Собираясь в Афины, они по просьбе синьора Лусиери привезли с собой огромные пилы, поскольку Элджин собирался удалить гигантские плиты мрамора, поднятые и уложенные еще Фидиевыми подручными. Греческий скульптор посадил каждый фрагмент фриза на толстую основу, которая страшно увеличивала вес плит, делая их совершенно неподъемными. Поэтому рабочие, нанятые Элджином, сбивали эти дополнительные слои перед погрузкой мраморов на корабли для отправки в Англию.

— Ну разве это не самые поразительные скульптуры, которые ты когда-либо видела? — спросил Элджин у жены. — Эта великолепная процессия, словно живая, проходит перед глазами.

— О да, очень жизненно изображено! Будто наблюдаешь за торжественным маршем.