Крючкотворов молчал, помня, что молчание - золото. Никто из корреспондентов не мог сравниться с ним в мастерстве по очковтирательству. Кроме того, за спиной уже был десятилетний опыт. Правда, такой аферы делать ему еще не приходилось. И это было заманчиво. А вдруг получится? кто не рискует, тот не пьет шампанское. Наверняка такой снимок редакция одобрит и опубликует, а это не только гонорар, но и профессиональный рост, завоевание авторитета, новые командировки, новые задания.
- Ладно, где наше не пропадало, давайте попробуем, а вдруг получится? Я только хочу предупредить вас: никто не должен знать об этом, даже ваши жены и ваши подруги, - сказал Крючкотворов, вставая.
В поле отправились втроем, без свидетелей. За баранкой сидел Юхимович. Пыль так окутала машину со всех сторон, что нельзя было определить, машина ли это или самолет движется в сторону села Коммунарка. А кто там сидел, сам Дзержинский бы не смог определить. Машина катилась по бездорожью, и за Коммунаркой свернула направо, а потом остановилась у самой лесополосы.
- Вот здесь, - сказал Юхимович, доставая из багажника штыковую лопату. - Я принимаюсь за работу.
Вырыть небольшую яму, глубиной в шестьдесят сантиметров не составляло большого труда.
- А теперь полезай в яму Харитонович и застегни китель, грудь колесом, так чтоб ордена сверкали.
- Может, мне перекреститься?
- Ты лучше ордена еще раз почисти! Послюнявь платок и платком.
- У меня нет никакого платка, - жалостно сказал председатель.
- Тогда сними сапог, достань портянку, - посоветовал Юхимович.
Председатель с озабоченным видом полез в яму, корреспондент поворачивал его то влево, то вправо до тех пор, пока председатель не освоился и не повеселел. Фотоаппарат щелкал, корреспондент улыбался, показывая пример недостаточно улыбчивому, но тем не менее гордому председателю, чей облик в данную минуту больше смахивал на работника НКВД, что тоже было совсем неплохо.
Процедура, длившаяся всего каких-то двадцать минут, имела историческое значение не только для руководства колхоза, но и для Леонида Ильича, который готовился к переезду в Москву на вечное место жительства.
Корреспондент в тот же день улетел в Москву, не оставив даже своего телефона.
- Ну и аферист, - сказал Юхимович председателю, - две тысячи выманил и смылся.
Прошло больше месяца. Юхимович, как обычно зашел в партком, стал разбирать бумаги, и вдруг звонок, настойчивый, громкий. Он лениво потянулся, небрежно поднял трубку и спросил:
- Что надо?
- С вами будет говорить товарищ Брежнев, - сказал вежливый мужской баритон в телефонной трубке.
- Что за шуточки? - вскричал Юхимович.
- Мы шутить не любим, не вешайте трубку, - последовал вежливый, но настойчивый голос.
Юхимович вскочил, со всей силой прижал трубку левой рукой к левому уху, а правой схватил ручку, чтобы, в случае необходимости, что-то записать. Но телефон молчал. Молчание так долго тянулось, что Андрей Юхимович начал сильно сопеть и перекладывать трубку то к левому, то к правому уху. От сильного напряжения ему стало трудно дышать. Он прокашлялся, потом испугался, "а вдруг там услышат кашель? А, вдруг, сам Леонид Ильич услышит? Тогда наверняка подумает, что в колхозе имени Ленина, вождя мировой революции, секретарь парткома чахоточный. А может, ошибка какая? может, там никого и нет" - лихорадочно думал Юхимович, хватаясь за сердце.
- Товарищ Губанов! поздравляю вас и в вашем лице всех коммунистов колхоза! Вы, надеюсь, уже видели снимок в газете "Правда"? Молодцы, хорошо работаете. Так держать, впрочем, мы увидимся, я скоро буду у вас, я лично вручу вам ордена.
Юхимович только раскрыл рот, чтоб выразить особую благодарность в адрес коммунистической партии и лично Леониду Ильичу, но на том конце провода уже повесили трубку. Брежнев не пожелал слушать ответную благодарность.
Юхимович долго не выпускал трубку из рук, он вновь прикладывал ее к левому уху, но, к величайшему его огорчению, там раздавались равномерные гудки. Они как бы повторяли одно и то же: так, так, так.
- Ага! - сказал себе Юхимович. - А что я должен говорить? И я буду: так! так! так! Вперед к победе коммунизма - так! так! так!
Юхимович пустился в пляс от радости и величия, которое его теперь просто распирало, как дрожжи тесто. В углу стоял бюст Ленина. Юхимович подошел, поцеловал его в лысину.
- Жаль, что нет бюста Левонида Ильича, а то бы я его всего и облобызал! Какой у него приятный голос! Неужели я его увижу, в самом деле? Рабочие заводов видели его стоящим на трибуне во время демонстрации и сказывают: красавчик ён, а бабы от его с ума сходят. Тра-та-та, тра-та-та! - Он еще раз схватил трубку и уже просто орал: - Я слушаю вас, товарищ Брежнев! Я вас слушаю, товарищ Брежнев!
Юхимович кричал так громко, что секретарша перепугалась и побежала звать председателя.
- Рехнулся наш Юхимович, вызывайте скорую помощь, срочно, - сквозь слезы сказала она.
Тарас Харитонович бросился в кабинет к парторгу. Тот кинулся на него и впервые обнял его, прижал к себе крепко, как страстную возлюбленную, и поцеловал в губы.