Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

Наконец они успокоились. Гвен утерла слезы и выдохнула:

— Ой, как глупо, правда? Я ведь прекрасно видела, как этот священнослужитель падает в бездну греха, и вдруг стала прислушиваться к его речам!

— Он сам себя подверг анафеме, — заметил Род, — когда отделился от Рима. Так что он и есть еретик, и погряз в этом по уши.

— Верно, — кивнула Гвен. — Римская Церковь объявила бы его еретиком, правда?

— И сам Папа, и вся коллегия кардиналов, — заверил жену Род. — Ну и кто же, спрашивается, ты такая, если еретик объявляет тебя еретичкой?

— Одна из истинно верующих, несомненно, — взволнованно проговорила Гвен, но тут же помрачнела. — Мы по-прежнему принадлежим к Римской Церкви, господин мой, не так ли?

— Конечно, — кивнул Род. — Мы от нее не отрекались.

— И без сомнения, это были происки лукавого — он пытался сбить меня с пути истинного, — с горечью проговорила Гвен. — Если бы не ты, супруг мой, я бы точно угодила в его сети.

— О нет, я не заслуживаю твоих похвал…

— Перестань, — оборвала его Гвен. — Помимо прочих добродетелей, тебе не откажешь в скромности. И как только я могла назвать тебя грешником?

— М-м-м…

— Помолчи, пожалуйста, — снова решительно прервала Рода жена. — Если ты сам не желаешь перечислять свои добродетели, это сделаю я. Но, господин мой… — Она повернула к нему голову, нахмурилась и озадаченно произнесла: — Как же нам понять, где истина, когда обе Церкви утверждают, что они лучшие, единственные и истинные? И как нам понять, кто прав: тот, что утверждает, что мы прокляты, или тот, кто говорит, что это не так?

— Я бы сказал, что это Богу решать, — негромко отозвался Род.

— Конечно, и я так думаю, но все же — как нам это понять?

— А так же, как понимают Божью волю церковники: надо постараться прислушаться к Господу. Ну а на тот случай, если ты не услышишь его глас, можно просто-напросто спросить у своей совести. Ну вот скажи, разве в глубине сердца ты действительно считаешь себя закоренелой грешницей?

Гвен молчала. Род затаил дыхание.

— Быть может, я грешила в юности, — наконец ответила Гвен. — Хотя, я так думаю, наши детки помогли мне сполна искупить те грехи.

Род облегченно вздохнул:

— Получается, что грешны не мы, а архиепископ и его приспешники.

— Верно, он грешит, и притом очень тяжко, — тем, что, отделившись от Рима, принес такое смятение в наши души. — Гвен широко раскрыла глаза. — Неужели я вправду это сказала?

— Не переживай, — успокоил ее Род.

— Не буду, — решительно кивнула Гвен. — Но теперь, господин мой, на взгляд нашего архиепископа, я точно — еретичка.

— Только в Грамерае, милая, — утешил жену Род. — И только в пяти графствах.

— Вот не думал не гадал, что она так близко примет это к сердцу. — Род сокрушенно покачал головой.

— А как же иначе, Род? Ведь она, в конце концов, средневековая женщина.

— Ну да, да, — согласился Род и сдвинул брови. — Порой я забываю об этом, потому что она так умна, сообразительна и серьезна. Все, чему бы я ее ни обучал, она так легко схватывает, и для страны делает не меньше меня, и…

Векс издал скрежет — так человек бы кашлянул, прочищая горло.

— Ну, понятно. Я был в таком восторге от ее способностей, что ухитрился забыть, в каком мире мы живем. — Род покачал головой, поджал губы. — Но согласись, меня можно понять.

— Понять можно. Но Гвен родилась и выросла в средневековом обществе, Род, а то, что заложено в детстве, носит фундаментальный характер. Эти привычки, эти взгляды всегда лежат в основе личности.

— Верно, — кивнул Род. — Нечего удивляться тому, что на несколько минут она потеряла рассудок. Хорошо еще, что потом снова обрела.

* * *

Архиепископ сидел за столом в скриптории и писал указы о назначении епископов. Он, улыбаясь, выводил буквы на пергаменте, торжественно обмакивал перо в чернила и размашисто ставил свою подпись.

— «…с этих пор назначаешься епископом Стюартским и будешь рукоположен в аббатстве обители Святого Видикона в урочное время. А до тех пор опекай свою паству со всем тщанием и веди их истинным путем нашей Церкви. Джон Виддеком, архиепископ Грамерайский».

— Теодор Орбиз, епископ Стюартский, — проговорил он, посыпая исписанный пергамент песком.

Брат Альфонсо аккуратно вписал имя отца Орбиза в реестр епископов.

Архиепископ стряхнул песок с пергамента, скатал его в свиток и передал бледному и растерянному брату Анхо. Тот капнул на край свитка расплавленным воском, протянул архиепископу, и тот приложил к воску свой перстень с печатью. Затем он обернулся и уложил готовый свиток к еще нескольким, приготовленным для гонца, после чего взял чистый лист пергамента.

— Так… Кто служит капелланом у герцога Тюдора?

— Отец Грегори Маккензи, — ответил брат Альфонсо.

— «Преподобному Грегори Маккензи, — написал архиепископ. — Во имя Господа нашего, приветствую тебя. Зная тебя как истинного приверженца правой веры…»

Отец Маккензи, хмуро сдвинув брови, развернул свиток.

— Что такого желает сказать мне его преосвященство, брат Лайонел, чего нельзя передать на словах?

Гонец поставил на стол кружку и отер с губ пивную пену.

— Не знаю, святой отец. Мое дело было доставить вам этот свиток.