Поиграй со мной

– А ты часто разговариваешь с девчонками из соседнего двора? – Птица смотрела лукаво и выжидающе. Потом, после паузы, добавила уже серьёзно: Мы – дети, нам во все времена и во всех мирах было легче договориться друг с другом.

Она снова взмахнула рукой, и одна из стен растаяла, открыв настоящую оранжерею. Максим узнал земные растения и удивлённо взглянул на хозяйку волшебного дома.

– Я люблю выращивать цветы, – объяснила Птица. – Возьму их домой и посажу на своей планете. А потом соберу семена и снова посажу. У нас это очень почётное занятие – засевать планеты и разные пустынные уголки жизнью. Вот, братья подрастут немного, и мы обязательно станем Сеятелями...

И вдруг безо всякого перехода:

– А хочешь, я засею цветами вашу Антарктиду? У нас есть растения, которые растут прямо во льдах. А ещё можно растопить эти льды. В два счёта.

– Не надо, Птица, – покачал головой Максим. – Мы всегда вместе такие дела делаем. Так интересней. Да и взрослым наша затея может не понравиться.

– Ох, уж эти взрослые, – вздохнула девочка. – Они сами себе набросают брёвен под ноги, а потом хвастаются – смотрите, дети, какими трудными дорогами мы шли... Все они одинаковые. И ваши, и наши... Только от нас требуют благоразумия, а сами...

Они вышли во двор. Уже совсем стемнело: за распахнутыми воротами чернели громады деревьев, а чуть Дальше, в сонной глади озера, отражались незнакомые созвездия.

Максим впервые так задержался в Куполе – до ночи – и сейчас не мог сдержать возгласа восхищения.

– Как у вас тут здорово, Птица! Всё будто настоящее. Днём – солнце, ночью – звёзды. И ветер ещё, и лес, и птицы.

– Обычная... – девочка поискала подходящее слово, – палатка. Ещё можно назвать – туристский комплект. Конечно, такие универсальные палатки мы берём с собой только тогда, когда собираемся далеко – в другие звёздные миры.

– Ого! – удивлённо присвистнул Максим. – Ничего себе палаточка. А замок? Он что – тоже входит в комплект?

– Нет, – Птица снова поискала нужное выражение. – Это... ну, словом, это детский игрушечный набор. У вас тоже есть похожие – «Юный строитель» или «Юный архитектор»...

Она вдруг тихонько засмеялась. Так тихонько, словно ветер вздохнул.

Максим поскучнел, взглянул на часы.

– Я, пожалуй, пойду, Птица, На станции волнуются. Ещё, чего доброго, домой отправят. Пойду я.

– Приходи завтра. Обязательно! – девочка взяла Максима за руку, заглянула в глаза.

– Ты только не обижайся на нас, ладно? Вы гордые, – люди. Это хорошо. Но не будь слишком взрослым, ладно? Не обижайся на непонятное. То, что для вас необыкновенно, для нас – привычно. Мы не хвастаемся, мы просто немного другие, дальше ушли... Мы не будем поучать. Поделимся и всё...

Невидимая стена толкнула мальчика в грудь и выпустила наружу. За то время, что Максим был в Куполе, погода успела испортиться. Резкий ветер подхватывал горсти колючих льдинок и без устали швырял их в лицо. Огни наблюдательного поста еле виднелись, хотя до него было рукой подать. Максим невольно поёжился, подтянул выше застёжку комбинезона.

«Что там холод, что вьюга», – подумал мальчик. Он чувствовал себя радостным и сильным. Будто вовсе и не было ни томительных дней ожидания, ни разочарований. Будто Птица вновь была рядом – самая красивая, самая необыкновенная девочка во всех звёздных мирах...

«Пройдусь немного, – решил Максим. – Всё равно это лучше, чем трястись в вездеходе. Не знаю только, что сказать Соболеву и Гарибальди, да и всем остальным. Ну, как им объяснить, что для Птицы эта космическая одиссея не больше, чем загородная прогулка, экскурсия, турпоход? Как объяснить, что „пришельцы“ и не помышляли о контакте? Птица и её братья неудачно разбили „палатку“ – всего-навсего. Думали – глухое место, а тут наша „Надежда“... Кстати, красивое имя дал Гарибальди станции. Говорят, с ним связана романтическая история. Тысячу исследователей привёл с собой Гарибальди в Антарктиду. Как тот доблестный воин – тысячу! А жену уговорить не смог. Ожидал её, всё надеялся, что прилетит. Люди знали тайную боль своего начальника, но когда советовали ему назвать станцию „Надеждой“, то говорили совсем о другом – о своих больших замыслах, о надежде на то, что-их станция положит начало настоящему освоению закоченевшей за тысячи лет земли...»

Идти было трудно. Снега насыпалось много – сухого, расползающегося под ногами. Он только прикрыл скользкие заструги, и Максим то и дело спотыкался.

«Так я и за два часа не управлюсь, – подумал мальчик, уже сожалея, что не воспользовался вездеходом. – Ещё снова заблужусь...»

И вдруг снег, слабо белеющий впереди, почернел, в лицо пахнуло теплом.

Под ногами у Максима, чуть опережая его, разматывалась твёрдая тропинка.

– Птица! – закричал он, оборачиваясь к уже невидимому Куполу и махая рукой. – Спасибо, Птица! Спасибо, Алая!

ПРОЩАНИЕ НА БЕРЕГУ

Когда Максим закончил свой рассказ, в кают-компании дружно зашумели.

– А я, старый дурак, всё голову ломал – где, думаю, я уже видел такой замок?.. – Синити Фукэ хлопнул себя по лбу и рассмеялся.