Читаем Погаснет жизнь, но я останусь: Собрание сочинений полностью

Последние сборники — антология «Перевальцы» и «Ровесники» — свидетельствуют о полном идейном и художественном банкротстве группы. «Левые» фразы и правые дела нашли свое мирное сочетание в группе «Перевал». Марксистская критика должна решительно ударить по «Перевалу». Нельзя дальше терпеть проповеди политической нейтральности, неприкрытой пошлости, мещанского индивидуализма, отдельные образцы которых мы приводим».

Затем, украшенные отдельной шапкой – «Образцы пошлости», приводятся отрывки из стихотворений и художественной прозы без упоминания авторов.

Первым образцом дана «Бабушка» Тарусского без заключительной строфы. Дальше, взяв одну строфу из другого стихотворения Николая Тарусского и озаглавив ее от себя «Караул! Гибнем», цитируется:

Мы живем не по плану. Не так,Как хотелось. Мы гибнем в ошибках…Я такой же глупец и чудак:Мне по-прежнему дорог чердакИ твоя молодая улыбка.

Полностью приведено лирическое стихотворение Димитрия Семеновского:

Тебе неприятны мужчиныС румяными лицами. ТыМою худобу и морщиныВозводишь в венец красоты.И часто любовь твоя проситТу силу, что сблизила нас:«Пусть вместе, как травы, нас скоситПрощальный печальный час!..»Мой песенный подвиг безвестен,Но, грезами явь золотя,Ты хочешь слагателем песенВидеть и наше дитя.Свети мне, свети до кончины,И жаркой всесильной мечтойМою худобу и морщиныПобедно венчай с красотой!

Ниже мы передаем все эти примеры, как они даны в газете.

Мир полон жалоб

Скука, как промозглый туман, стоит в вокзале. И когда из конторы вслед за телефонным звонком глухо доносится низкий голос телефониста, кажется, что заблудившийся в тумане человек безнадежно и обреченно жалуется на свою беду.

Мир полон жалоб. Там, за стенами вокзала, жалуются на бесприютность: тучи — дождем, осинник — дрожью, ворона — криком. Здесь несколько взрослых людей, ожидающих поезда, жалуются нудными словами — на плохую погоду, на нужду, на болезни… Да и удары прутом о весы и о дверь хлопают как жалобный плач, чуть окрашенный робкой жаждой сопротивления.

Древность

За гранью прошлых дней…

Фет

Древняя ночь августа. Жарко налиты огнем драгоценности звезд. В их жертвенной мерцающей яркости безмолвный лес нависает столетним мраком; пропадая во тьме, уходят в тлеющее небо сосновые вышки. Я лежу в заброшенной лесной избушке — где, когда, с кем, уже позабыл — и смотрю на костер, в груду колкого багрового жара. Он сумрачно звенит и покрывается тонким сероватым пухом. Серые тени забвения!..

И первый комар поет песню ветлужских лесов. Тонко поет зеленая глушь, ядовитая как медянка, зыбко курит лесным светлым паром, настоем рассветных цветов… Глушь гниет. Ночь сыра. Сумрачен костер. И толкутся, мешаются тени.

Мне хочется закрыть глаза

Жалобная скука, скучная жалоба… Жизнь оскорбительно проста: человеческую речь произвольно наливают тьмой или светом повелевающие события – перемены погоды, болезнь и выздоровление, беда и удача. Сколько хозяев у вас, бедный наш язык, губы и глаза наши, улыбки наши и плач? Жизнь оскорбительно проста… Мне хочется закрыть глаза и вообразить существо высшее и более свободное, чем человек.

Наша жизнь – мираж

И вот, горя глухим огнем,Я счастлив в царстве Гименея…Но жизнь короче день за днем,А нос становится длиннее.И ты, мой друг, моя краса, —Я не хочу тебя порочить, —Твоя непышная красаВсё непышнее и короче.А там, годочек за годком, —Что наша жизнь! Мираж, игрушка!Я буду старым стариком,А ты престаренькой старушкой.

(Дружинин)

Вечерняя грусть

По дороге скачет всадник.Дым бежит над кровом.Сел снегирь на палисадникГде-то за Тамбовом.Потемнело, он из снегуЗабаюкал розу,Перелилась в бездне Вега,Бледная с морозу.Где же птичка? Льнет знакомыйВечер, полный хруста,Только птичка… перед домомПусто. Пусто. Пусто.

(Зарудин)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология